Мне и раньше были обидны его придирки, но сейчас почему-то они цепляли особенно остро.
– Когда в приемной посетители – развлекать нужно их. Ну а в остальное время – меня. И лучше не в этом унылом наряде.
– Так, может, секретаршу вернуть? Ограничить ей доступ к информации, и пусть сидит... Грудью всех развлекает.
– Я тебе открою секрет, не все мужчины – фанаты арбузных ферм. – Взгляд карих глаз уткнулся в район бантика на моем бюстгальтере. Словно рассмотрел его под слоями пиджака и рубашки. – Некоторые предпочитают ручные варианты. Чтобы умещалась в ладони и отзывалась на каждое прикосновение.
Это был даже не намек на издевку, а вполне реальное издевательство. Такое, за которое в Штатах можно было схлопотать приличный срок и разориться.
Душа так и требовала послать это чудовище за намеки куда подальше. Не значилось у меня в контракте ничего про внешний вид и тем более про грудь.
Но модные электронные часы на стене показывали слишком страшные цифры. Я понимала, что мы ни за что не успеем на важную встречу или совещание, и злая как черт шла в свою комнату, чтобы вернуться достойной барского ока.
* * *
Марат злил меня, доводил до кипения, но каждый раз находил или правильные слова, или умудрялся вовремя распахнуть двери квартиры, обещая ждать на парковке.
Он держал баланс, как опытный эквилибрист. А кроме утренних словесных спаррингов ничто больше не напоминало про два сумасшедших поцелуя в Сочи и в квартире.
Наверное, можно было радоваться. Я сама читала Абашеву лекции про субординацию и просила оставить меня в покое. Сама искренне надеялась тихо пережить этот опасный период.
Но дурацкая женская натура...
Пожалуй, в двадцать семь я оказалась не только нулем в отношении мужчин, но и в отношении себя. Стыдно было это признавать, однако страусиная политика – спрятать голову в песок – не работала.
За два года под одной крышей с моим первым мужчиной, Робертом, я думала, что узнала о себе все. Нетемпераментная, неуклюжая, но старательная. Роберт не скупился на комплименты, но точно так же не скупился и на критику. Как настоящий учитель, он умел указывать на недостатки, а влюбленная, очарованная, я с одинаковым восторгом принимала похвалу и упреки.
Все ведь было так здорово – он хотел сделать меня лучше. Меня, а не какую-нибудь из моих более красивых и привлекательных подруг. Для этого совсем несложно было стараться... Учиться различать сорта вин, сыров и конструкции яхт. Учиться плавать и танцевать, разбираться в экономике и политике, молчать, когда это нужно, и заливаться соловьем, когда этого хотели.
Послушная девочка из интеллигентной семьи, заучка, которая не знала ничего, кроме своих учебников, я за два года превратилась в достойную пару, сносную хозяйку и почти идеальную любовницу.
Наверное, если бы не мой безумный побег, Роберт вскоре справился бы и с этим «почти».
Но за все время вместе, за бессчетное количество поцелуев, ночей в одной кровати я так и не узнала, что способна терять голову от пошлого, влажного посасывания пальцев.
Прежняя идеальная Аглая, наверное, брезгливо скривилась бы от одной мысли об этом. Она бы и близко не позволила кому-то взять в рот свои пальцы. А нынешнюю меня накрывало от возбуждения, стоило лишь вспомнить.
Это был какой-то дефект в прошивке!
Не самые нужные сейчас воспоминания. Уж точно не собственного босса с замашками тирана мне нужно было хотеть. Но, словно подхватила какой-то вирус, я неосознанно постоянно оглядывалась в его сторону. В машине, чтобы случайно не коснуться, забивалась в дальний угол заднего сиденья. А по ночам видела запретные сны.
Роберт точно выставил бы меня за дверь, если бы узнал о тех желаниях, которые исполнял другой мужчина в этих снах. Я бы и сама сгорела со стыда, узнай о них кто-нибудь.
Но никто не узнавал. Вместо удовольствий была работа. Вместо близости – невидимая граница. А вместо страсти – долгие споры до хрипоты. О договорах, о подрядчиках, о презентации, о кадровых перестановках и ещё дюжине всяких «о...».
Не знаю, как бы я выдержала, если бы не малыш под сердцем. От бардака в голове и на работе иногда хотелось закрыться где-нибудь и расплакаться. С каждым днем вывозить весь этот груз было все сложнее и сложнее. Нервы сдавали. И только образ ребенка, которого показала на УЗИ доктор Лиза, помогал справляться.
Когда становилось совсем плохо, я представляла себя в своей квартире с младенцем на руках. Когда после очередного спора хотелось уволиться, думала, как буду прогуливаться с колясочкой по осеннему скверу.
А по ночам, когда сил не оставалось ни на что и в кабинете затихали звуки, доставала из потайного кармана сумочки черно-белую фотографию... и окончательно терялась в собственных эмоциях.
Узнать знакомого мужчину в семилетнем мальчике смог бы разве что провидец. Мне с моей небогатой фантазией и тотальным невезением не светило никакое прозрение. Если бы не напряженный, взрослый взгляд из-под бровей, я бы и фантазировать ни о чем не стала. Списала бы нашу встречу с Маратом на пороге медицинского центра на совпадение и забыла.
Но взгляд... Я видела его каждый день в кабинете собственного босса и в его квартире. Он прошивал меня насквозь через зеркало заднего вида в машине и заставлял краснеть в тесном переполненном лифте.
Возможно, это была следующая стадия моего сумасшествия, и доктор требовался не «уже», а «вчера». Возможно, мне по мозгам ударили гормоны. Только избавиться от навязчивой идеи, что с фото на меня смотрит Марат, не удавалось.
Ломая голову над тем, как сперма Абашева могла оказаться в клинике, я часами рассматривала черно-белый снимок. Украдкой присматривалась к Марату на совещаниях. И искала в интернете детские фотографии.
Более бестолковые занятия и придумать было сложно. На совещаниях из-за гляделок мимо ушей периодически пролетала важная информация. В клинике меня бы даже не стали слушать. А детских фотографий Марата в сети не оказалось.
Семейство Абашевых умело хранить свои секреты. За неделю поисков я нашла лишь упоминание, что отец не был женат на матери своих детей. Узнала, что его жена умерла при родах. Но ни статьи о мальчишках, ни снимка, ни намека на их детство.
Из доказательств родства у меня были лишь случайная встреча и взгляд. Всего ничего, но, как оказалось, чтобы превратить жизнь рядом с Маратом в извращенную пытку, этого хватило.
И так день за днем. Ночь за ночью. С мыслями о ребенке, с вопросами к самой себе... В офисе, когда оставались с Маратом наедине. Дома – после того, как закрывалась дверь.
Я словно раскачивалась над пропастью на качелях. Стареньких, хрупких, грозящих в любой момент сломаться.
И однажды ночью мои качели рухнули.
Глава 15. Призраки прошлого
Марат.
