— И-Илья Романович?
Не может быть. Снова она?
Это что, блть, розыгрыш?
— Снова ты? Опять? — шиплю, оттягивая ткань рубашки от тела.
Это она. Та самая, со странным именем.
Юла?
— Тебе кто-то заплатил, чтобы ты сварила меня заживо? Конкуренты? Или моя бывшая?
— Боже, простите! — глаза полны неподдельного отчаяния. — Я… случайно! Клянусь!
— Я это уже слышал. Где здесь туалет? — рявкаю, осматривая мутным взглядом полупустой зал.
— Там! Он там! — бросает поднос на наш стол. — Я вас провожу!
— Не надо! Просто отойди от меня, хорошо? От тебя одни неприятности.
Слышу, как за спиной ржет Денис. Что я там говорил раньше о том, что друг он хороший?
Забудьте.
Закрывшись в туалете, стягиваю рубашку. Просто дежавю какое-то. А еще говорят, что снаряд дважды в одну воронку не падает. Разве такое вообще возможно?
И главный вопрос — как она здесь оказалась? Неужели следила? Не бывает же таких совпадений!
Прикладываю намоченное холодной водой полотенце к ожогу, и то ли кофе был градусом ниже, чем днем, то ли градусы внутри меня обезболили, но довольно терпимо.
— Илья Романович…
Закатываю глаза.
— Илья Романович, это я, Юна, — скребется в запертую дверь. — Простите, пожалуйста. Это, правда, вышло ненамеренно. Сама не знаю, как так получилось. Давайте я… ну, не знаю… химчистку костюма оплачу, — осекается. — КостюмОВ.
Бросаю мокрое полотенце в раковину и распахиваю дверь. Блондинка мнется напротив, но жалкой не выглядит. Виноватой. Косится на алеющий на моей груди ожог.
Ну ладно, что уж теперь…
— Проехали, — прохожу мимо.
— Но я ведь одежду вашу испортила.
— Проехали, говорю.
— Но ваша рубашка…
— Твою же ты мать! Да забери ты ее уже! — скидываю мокрую тряпку с плеча и пихаю ей в руки. — Забирай и иди!
Григорьева, или как ее там, ошарашенно смотрит на комок ткани, потом на меня, и в голубых глазах мелькает что-то похожее на оскорбление.
— По адресу офиса потом пришлешь, — ухожу, ощущая, как в спину мне летят пропитанные ядом недоумения стрелы.
Нормально? Вообще-то, это она меня покалечила.
Дважды!
— Ну пздц, обчистили! — стебется Дэн, кивая на мой голый торс. — А говорили, место цивилизованное. Эй, охрана! — тянет шею. — У вас тут извращенцы в заведении! Охрана!
— Рот закрой и пиджак свой гони. Мой в машине остался.
Накидываю чуть тесноватый в плечах Армани на голое тело и заказываю еще водки. Настроение — дерьмо с минусом. И, конечно, виной всему не дурацкий ожог.
— Тебя администратор искал. Жди, будет рассыпаться в извинениях. Кстати, интересно, откуда она тут взялась? Ну, куколка эта.
— Черт знает. Мне неинтересно.
— А жаль. Жопа у нее что надо, — цокает.
Видеть эту криворукую не могу, но да, неопровержимый факт — посмотреть есть на что.
— Слушай, я тут это… — кашляет в кулак, — отъехать должен.
— Отъехать, в смысле — «того»?
— Сплюнь! — стучит по столу, а затем кивает на свой последней модели айфон. — Карина позвонила. Ну, та, — толкает языком в щеку, — сам понимаешь. Она тут с подругами недалеко в «Оазисе» зависает. Хочешь, двинем вместе? Подружки у нее что надо. Инна — норвежка — тощая и бледная, как смерть. Все, как ты любишь.
— Иди нахрен.
— Учти — член сам себя не обслужит.
— Со своим членом я сам как-нибудь разберусь, — не дожидаясь, когда ошарашенная услышанным официантка поставит заказ, забираю стакан с подноса и опрокидываю в себя обжигающее пойло. — Вали куда хочешь, — и в спину ему: — Смотри, триппер не подцепи.
А под нос:
— Как в прошлый раз.
Подмигиваю до жути смутившейся официантке и прошу повторить.
Надираться в одно лицо — первый признак алкоголизма. Да и похрен. У меня сегодня траур — оплакиваю похороненное эго. И вроде бы черт с ней, но бесит, что у нее все есть сейчас, а у меня… Ну что есть у меня? Бэнтли — есть. Бизнес — есть. Апартаменты — еще галочка. А в душе воронка.
Долбаная ты тряпка, Шторм, соберись.
Отшив расшаркивающуюся в извинениях администраторшу выхожу на улицу. Совсем не по-весеннему ледяной ветер задувает под пиджак. Конец мая, а холодно, однако.
Нашариваю в кармане пачку сигарет и, прислонившись к мигающему неоном стенду, курю, выпуская в чернильное небо ядовитые пары «Парламента».
Со стороны, наверное, на бомжа похож — в коротком пиджаке на голое тело. Или на мальчика из соседнего заведения «Льняная ночь», где ходить в чем-то помимо галстука-бабочки нарушение дресс-кода. А впрочем, какая разница, кто там и что подумает. Вообще все равно.
Освобождая на улицу приглушенные биты, за спиной появляется девушка. Знаю, потому что слышу цокот шпилек. Оборачиваюсь…
— Опять ты?
И почему я не удивлен.
Глава 4
Юла-Юна поджимает губы и жмет плечом. Мол, так вышло. Замечаю в ее руках полупрозрачный пакет с моей рубашкой на дне. От чего-то это улыбнуло. Даже злость куда-то улетучилась.
— Смена закончилась?
— Типа того… — вздыхает. — Меня уволили.
— Серьезно? Уволили? Из-за меня, что ли?
Снова пожимает плечом. И молчит.
Молодая совсем, Дэн прав. Девятнадцать от силы, а глаза грустные. Не должно быть таких в столь нежном возрасте.
— Это они погорячились. Хочешь, пойду скажу, что я без претензий.
— Нет, не нужно, — делает осторожный шаг и равняется со мной. — Я все равно уйти хотела. Работа тяжелая, по двенадцать часов на ногах и график ненормированный. Да и штрафуют за все подряд.
— Если ты работаешь здесь, то как в офисе моем оказалась?
— Так вот как раз на собеседование пришла, чтобы не уходить в никуда. Ну а дальше… вы знаете. Клянусь, я, правда, не специально, — косится на мою оголенную грудь. — Очень больно?
— Есть немного.
— Мне так стыдно, — тупит глаза в пол. — Но я просто сегодня немного рассеяна. Новость одну узнала…
— Плохую?
— Ну… как сказать… — увиливает. — Вот, хожу весь день, думаю.
Забавное совпадение. Я сегодня тоже новость одну узнал…
От чего-то просыпается неподдельный интерес. Дожил — треплюсь с официантками. Конечно, с кем еще убить вечер в тридцать три холостому миллионеру, как не со вчерашней школьницей.
