А вот это уже было обидно. Тайка надула губы:
— А кто говорил: «случись чего — буди в любое время дня и ночи»? — Она передразнила скрипучий голос коловерши. — Опять наврал?
— Погоди-погоди! А что стряслось-то? Ты не отмахивайся давай, а говори по существу. И не беги так! Я за тобой не успеваю. Тьфу, опять тут эта дивья псина… Да что ж за жизнь-то такая, а?
Пушок перестал бурчать, только когда они дошли до Аленкиной калитки и на цыпочках прокрались мимо дома к огороду.
— Вот тут оно лежало! — Аленка ткнула пальцем в примятые кустики клубники и завертела головой.
У Тайки екнуло сердце при мысли, что жуткая тварь бродит где-то неподалеку, таясь в предрассветных сумерках.
— Может, в дом пойдем? Надо проверить: вдруг оно туда забежало? — Ее голос дрогнул.
Аленка вцепилась в загривок симарглу так сильно, что Снежок тоненько заскулил.
— Н-надеюсь, не забежало, — опомнившись, она ослабила хватку.
Обходить весь дом пришлось крадучись, чтобы не разбудить тетю Машу — Аленкину маму. Но старые половицы скрипели так громко, что та все равно проснулась.
— Ой, девчонки, что это вы тут колобродите ни свет ни заря?
— Ты спи, мам, спи…
— Какое там «спи», — тетя Маша откинула одеяло. — Все равно через час вставать уже. Давайте я вам лучше оладушек напеку.
Аленка и ее мама жили очень бедно. Тетя Маша работала учительницей в соседней Ольховке, а в свободное время шила на заказ, но они все равно еле сводили концы с концами. Об отце Аленка знала лишь то, что тот рано умер, и видела одну выцветшую фотокарточку.
Когда она сама заболела — да так сильно, что доктора только руками разводили, — мать постарела в одну ночь… Никто не упрекал тетю Машу в том, что она часто сетовала на судьбу. Ну и помогали, чем могли, конечно — чай, не чужие все, из одной деревни.
— С вареньем или со сметанкой? — Тетя Маша поставила перед Тайкой тарелку с угощением.
Пушок подцепил когтем один оладушек и рванул в окно. Вот проглот! Надо будет потом разъяснить ему, что в гостях так себя не ведут.
— С вареньем. — Тайка облизнулась: нашли что спрашивать у сладкоежки!
Она потянулась за ложкой, как вдруг увидела на плече у тети Маши странное существо. Маленькое: размером с воробья, не больше. Но не птица, а что-то непонятное.
— Вишня-то в этом году не уродилась, — вздохнула тетя Маша. — Жаль.
Существо на ее плече будто бы увеличилось в размере. Тайка пнула под столом Аленку и глазами стрельнула: мол, взгляни-ка.
Та приманила Снежка на кусок оладушка, обняла его за морду, заставляя посмотреть на маму, и тихонько ахнула.
— Тай, — зашептала она, — это та самая жуть жуткая.
— Ты ж говорила, она большая?
— Была большая, а теперь стала маленькой почему-то…
Тетя Маша налила себе чаю без сахара и уселась за стол:
— Жара-то какая несусветная… Спится плохо, сердце колет.
Странное существо на ее плече еще подросло, став размером уже с ворону. Тайка разглядела сморщенное стариковское личико, раскрытый рот с острыми зубами и единственный глаз посреди лба — совсем белый, без зрачка. Снежок зарычал, но жуть жуткая и ухом не повела.
— Зарплату опять задерживают, — тетя Маша отхлебнула чай. — На что будем Аленку в школу собирать, ума не приложу…
Чашка выскользнула из ее рук и упала на пол, разлетевшись вдребезги.
— Ну вот, еще и чашку любимую разбила. Да что ж такое-то?
Существо перебралось с плеча на шею и свесило тощие ножки. Тетя Маша наклонилась, чтобы собрать осколки, и вдруг охнула, зажимая ладонь. На пол упали капли крови.
— Мама!
Аленка бросилась к ней, а Тайка — к шкафу с аптечкой. Порез кое-как перевязали.
— Теперь и шить не смогу, — всхлипнула тетя Маша, баюкая руку. — Правду говорят, беда не приходит одна…
Одноглазая жуть мерзко захихикала и показала Аленке козу. Та, рыдая, выскочила во двор. Тайка бросилась следом.
Она уже догадывалась, с кем им довелось столкнуться. Вот только что с этим делать, пока не знала.
Кое-как успокоив Аленку и оставив ее на попечение верного Снежка, она отправилась к Никифору — посоветоваться.
Тот бродил по саду, почесывая в затылке, и заглядывал под каждый куст.
— Ума не приложу, куда оно подевалось?
— Что-то потерял? — Тайка давно не видела домового таким озабоченным.
— Пустяки, — отмахнулся тот. — Что стряслось, Таюшка-хозяюшка? На тебе лица нет… Али упырь окаянный опять объявился?
— Хуже, — Тайка опустилась на траву. — У тети Маши лихо завелось. Одноглазое. Теперь у нее все из рук валится. Сплошное невезение.
Домовой Никифор крякнул от удивления:
— Откуда ж оно взялось?
— Из огорода. Спало там, а тетя Маша его, наверное, разбудила.
— Запомни, Таюшка-хозяюшка, — домовой поднял палец, — лихо — не мыши, само по себе не заводится. И в огороде тоже не растет. Стало быть, кто-то его накликал.
— Да кто может теть-Маше зла желать? — Тайка сорвала травинку и засунула в рот. — Она же добрая, мухи не обидит.
Никифор присел рядышком и зашарил рукой по траве. Интересно все-таки: что же он потерял?
— Мало ли на свете злых людей… — он вздохнул. — Впрочем, виновника можно и потом отыскать. Важнее сейчас отвадить лихо.
— А как? Оно ж вон на шею село и ножки свесило.
— Тогда дело плохо, — домовой принялся обмахиваться картузом. — Раз уже на шею село, всего два способа осталось. Либо кому-то другому его подложить…
— Ни за что! — Тайка замотала головой.
— Либо обдурить лихо, чтобы само слезло. А потом накрыть мешком и отнести в Мокшины топи. Там ему самое место.
Тайка хотела сказать, что не справится. Шутка ли: с самим лихом в хитрости тягаться. Но тут с ветки головою вниз свесился выспавшийся и довольный Пушок:
— Что? Где? Кого обдурить?
— Ага, — Тайка потерла ладони. — Ты-то мне и нужен.
У нее появился план.
* * *
Все складывалось как нельзя удачно: тетя Маша сама решила прилечь после обеда. Тайке оставалось только пошептать под дверью, чтобы та заснула покрепче, а потом они с Пушком вошли.
Лихо сидело поверх одеяла, склонившись к самому уху спящей женщины:
— Идешь ты, значица, над пропастью по узкому мостику без перил. Он кача-а-ается… — Его голос звучал монотонно, как скрипучее кресло-качалка. — Высоко-о-о. Страшно. Аленка отстает. Ох, сорвется, глупая…
