— А мне бабушка приснилась.
— Царица Таисья?
— Она самая. Сказала — ищите меч-кладенец.
— Ну конечно! — Дивий воин хлопнул себя по лбу. — Меч же был у Радмилы. Значит, он тоже где-то здесь, в Дивнозёрье.
— Так, может, Кощеевич именно это и хочет узнать? И перепрятать, чтобы мы не нашли раньше.
— Похоже на то…
Яромир глянул на лисицу, и та попятилась, прижимаясь к прутьям клетки:
— Эй-эй, не убивайте меня! Я уже и сама не рада, что вляпалась в это дельце. Валяйте, забирайте голос, только отпустите! Обещаю, что уйду далеко-далеко и вы меня больше никогда не увидите.
— Ты слышала? — Дивий воин победно глянул на Тайку, и ей оставалось только согласиться.
— Угу. А ей не будет больно?
— Не будет.
Яромир открыл дверцу и положил руку на макушку дрожащей лисе. Та съежилась и прижала уши.
— Свое при себе оставляй, а чужое отдавай, — прошептал он, прикрыв глаза.
Под его ладонью замерцал, разгораясь, теплый свет. Лисица зажмурилась и вдруг закашлялась, отрыгнув мелкий невзрачный камешек, который дивий воин тут же схватил и сжал в кулаке, словно великую драгоценность.
Дверца осталась открытой. Плутовка рванула вперед, прыгнула на стол, заметалась, опрокидывая чашки, а потом сиганула в раскрытое окно навстречу ночной темноте. Никто не стал ее останавливать.
Яромир был бледен, но движения его оставались твердыми. Он отвязал от пояса мешочек с семенами жар-цвета, насыпал на ладонь щепотку и подмешал туда камешек, а затем предложил угощение Радмиле.
Все завороженно смотрели, как горлица глотает зерно за зерном. Когда камешек оказался во рту, она задумалась, словно решая, проглотить его или выплюнуть. Тайка затаила дыхание.
— Ну же! — подбодрил сестру Яромир.
И та с усилием проглотила камень.
Сперва ничего не произошло. Птица повертела головой и ткнулась в руку брата, требуя добавки. Когда Тайка уже готова была признать, что ничего не вышло, Радмила вдруг несколько раз сморгнула, в ее светлых, почти прозрачных глазах мелькнула прозелень — почти такая же, как у брата. И она заговорила:
— Ох, я уж и не чаяла, что когда-нибудь смогу сама поблагодарить вас. Спасибо вам за помощь, друзья!
Глава семнадцатая. Пролетая над Дивнозёрьем
Сомнениям настал конец: уж кем-кем, а Кощеевичем Яромир точно не был. Тайка даже не ожидала, что испытает такое сильное облегчение, но от сердца прямо отлегло. Когда к Радмиле вернулся ее голос, дивий воин обрадовался как ребенок: кажется, даже чуть не плакал от счастья. Лишь один раз скривился, когда сестрица — видать, по старой памяти — назвала его «малышом». Тайка, не удержавшись, прыснула в кулак: да, такому «малышу» любая баскетбольная секция была бы рада.
Радмила же ничуть не смутилась:
— Ой, прости, Мир. Ты же знаешь, что для меня всегда будешь младшим братиком. Но я горжусь тобой, правда.
Щеки Яромира покраснели, и он сердито пробурчал:
— Да знаю я…
Тайка готова была биться об заклад, что на самом деле он не сердится, а только делает вид.
Идиллию, как всегда, нарушил бестолочь Пушок. Бочком-бочком он подкрался к Радмиле и зашипел ей на ухо:
— Так он правда твой брат? Не притворяется? — Его заговорщический, с позволения сказать, шепот услышали все.
— Ну да, — горлица в изумлении вскинула брови. — А кто же еще?
— Не Кощеевич? Ты уверена?
Яромир аж побелел, услыхав, к чему клонит коловерша, а Радмила заливисто и звонко рассмеялась:
— Ой, скажешь тоже! Они ж с Лютогором не схожи совсем. Как вообще можно дивьих людей с навьими перепутать?
А вот ее братец веселья совсем не разделял. Он сразу понял, от кого Пушок набрался этих гениальных идей, и, с укоризной глядя на Тайку, процедил сквозь зубы:
— Ну и как давно ты меня подозревала?
Пришлось сознаваться. Тайка то бледнела, то краснела, бормоча слова извинений. Дивий воин слушал ее с каменным лицом. Вытьянка таращила глаза и даже не остановила Сеньку, под шумок таки пригубившего рюмку бражки. Радмила едва удерживалась от смеха — ишь, пичужка-веселушка. Домовой Никифор прятал лицо в мохнатых ладонях и вздыхал, а Пушок, поняв, что опять напортачил, курлыкнул что-то невнятное и от греха подальше скрылся за занавеской.
Поток Тайкиного красноречия скоро иссяк, а Яромир так и стоял недвижимый и мрачный, будто скала. Уж лучше бы кричал и ругался, если честно.
— Ну а что я должна была подумать? Ты же ничего не рассказываешь, — выдохнула Тайка.
— Ах, выходит, я виноват! — вспылил дивий воин, раздувая ноздри.
Он хотел добавить что-то еще. Скорее всего — что-то очень грубое и нелестное. А за Тайкой бы не заржавело ответить… так, слово за слово, они наверняка крепко поссорились бы, если бы не Радмила.
— Остынь, Мир, — она мазнула его крылом, будто бы отвесила подзатыльник. — Девочка права, ты и впрямь скрытный, слова порой не вытянешь. И от помощи вечно отказываешься, все на своих плечах тащишь. Будешь так себя вести, совсем один останешься. Друзьям доверять надо, тогда и они будут верить тебе.
— Эй, ежели вы поссоритесь, кто Кощеевича ловить будет? — добавил Никифор, хмуря кустистые брови. — Давайте-ка, пожмите друг другу руки, потом садитесь и будем вместе смекать-кумекать, что дальше.
Тайка вздохнула и первой протянула Яромиру ладонь. Тот ее даже пожал, но как-то неискренне, будто одолжение сделал. Пф, ну и пожалуйста!
Она плюхнулась в кресло и цапнула последний пирожок с блюда.
Все замолчали. Тишина, казалось, звенела в воздухе, даже недотепа Пушок перестал копошиться за занавеской. Никифор, вздохнув, прочистил горло:
— Таперича вернемся к делу. Нам нужен меч-кладенец, помните. Радмила, ты знаешь, небось, где его искать?
Горлица поджала губы:
— Он где-то в Дивнозёрье. Но заклятие, что обратило меня в птицу, наверняка изменило и его тоже. Теперь меч может выглядеть как угодно. Любой предмет, понимаешь?
— Но ты его узнаешь, если увидишь? — Марьяна подалась вперед.
— Понятия не имею. Голос — не единственное, что я потеряла. Без воинской силы и колдовского ума я мало отличаюсь от глупой птицы… — она горько вздохнула.
— М-да, — вытьянка почесала в затылке. — А где ж это все добро теперь искать?
Никифор, кашлянув, пнул Тайку ногой под столом, и та захлопала глазами, будто очнувшись ото сна:
— Я знаю, где искать. В смысле, уже нашла!
