Она и ойкнуть не успела: дивий воин молча подхватил ее под мышки, будто пушинку, и усадил перед собой. Вьюжка слегка присел на задние лапы и без разбега взмыл в воздух прямо с места. В ушах свистело, и земля стремительно удалялась, у Тайки аж дух захватило, а к горлу подступил ком.
— Не смотри вниз, — крикнул Яромир. — Только вперед!
Она последовала его совету, и вскоре страх ушел бесследно, уступив место восторгу: с ума сойти, они в самом деле летели!
Огромные белоснежные крылья хлопали за спиной, мимо проносились удивленные птицы, ветер трепал волосы, и Тайке отчего-то хотелось петь.
— Прости, что не верил тебе, — неожиданно выпалил Яромир.
Ей вздумалось обернуться, чтобы увидеть его лицо, но в полете это было не так-то просто сделать.
— Все дело в твоем происхождении, — ему приходилось перекрикивать ветер. — У нас говорят: коли смешалась волшебная кровь с человеческой, жди беды.
— Но почему?
Тайка больше догадалась, чем почувствовала, что дивий воин пожал плечами:
— Просто это довольно редко случается… А последним известным полукровкой был как раз Лютогор. Говорят, Кощей похитил его мать из вашего мира и дал ей съесть молодильное яблоко, чтобы та не старела и не умирала.
— Прямо как моя бабушка, — ахнула Тайка.
— Да. Поэтому и к царице Таисье многие из нас отнеслись с опаской. Царь Радосвет успокаивал недовольных как мог. Кого словом, кого златом, кого и кулаком вразумлял. Но даже сейчас осталось много несогласных.
Тайка поежилась. Она-то думала, что в Дивьем царстве у бабушки нет никаких забот, сплошное счастье. Потом выяснилось, что у них с царем не всегда все гладко. А теперь, выходит, еще и с народом нелады…
— А ты?
— Что я?
— Признал царицу? Или ты тоже из этих, несогласных?
Дивий воин медлил с ответом. Болота давно остались позади. Внизу проносились леса и расчерченные на квадраты поля, петляли полноводные русла рек, то тут, то там мелькали круглые зерцала озер. Тайке в голову закралась мысль, что они должны были уже давно долететь до истоков Жуть-реки, а вместо этого все кружат и кружат где-то в воздухе между явью и дивью. Впрочем, для разговоров по душам места лучше не придумаешь: не сбежать, не уклониться, можно только промолчать. Что Яромир, собственно, и сделал. Когда Тайка решила, что ответа уже не дождется, он наконец вздохнул и признался:
— Не стану скрывать, сперва я тоже был против. Царь Радосвет — мой добрый друг, я всегда желал ему только счастья и опасался, что эта глупая любовь к смертной женщине погубит его. Но увидев радость в его глазах — впервые за долгие годы, — я не стал перечить. Просто не смог. А потом еще долго корил себя за эту слабость. Но теперь думаю, что это он был прав, а я сглупил. Нельзя судить людей за происхождение — поступки человека намного важнее его крови.
Тайка улыбнулась. Может, не такой уж и вредный этот Яромир, как кажется на первый взгляд?
— Тогда больше никаких секретов, идет?
Вьюжка заложил особенно крутой вираж, и Тайка вцепилась в Яромира, а тот, обхватив ее покрепче, кивнул:
— Идет. Запомни еще вот что: если Лютогор полезет к тебе в голову, не пускай его в свои мысли. Пой.
— Петь? Но что?
— Да что в голову придет. Главное — его колдовскую песню своей заглушить. Уцепиться за знакомые строки и не дать ему повести мелодию. У нас так вся дружина против него ходила: с песней. Жаль, не сразу сообразили. Ну и, как ты понимаешь, полной защиты это все равно не даст. Но у тебя воля сильная, может, и сдюжишь.
Тайка нервно хихикнула:
— Спасибо за науку. Надо будет заранее продумать… э-э-э… репертуар. Слушай, а как я вообще узнаю этого вашего Кощеевича? Я же его никогда не видела. Мне что, теперь каждому незнакомцу на всякий случай песни петь?
— Увидишь кого-то темноволосого, черноглазого да остроухого — точно он. У навьего народа уши такие же, как и у дивьего. А еще у Лютогора узор приметный на плече есть: змей там нарисован двуглавый; все кощеево племя этот знак носит.
— Понятно, значит, сначала буду задирать незнакомцам рукава и только потом петь, — фыркнула Тайка. — Отличный план, нечего сказать.
— Не волнуйся, ты его узнаешь, если встретишь, — Яромир похлопал Вьюжку по боку, и тот спустился пониже, а то уж прямо совсем к облакам решил податься. — Но лучше бы вам никогда не встречаться.
— Нет уж, теперь я сама хочу взглянуть ему в глаза. А то столько разговоров! Лютогор то, Лютогор се… Все Дивнозёрье на уши поставил, гад такой.
— Такова уж его вражеская суть: куда бы ни пошел, за ним всегда следуют горе, война и слезы.
— Не позволю! — Тайка до боли сжала кулаки. — Это мой дом, моя земля. И нечего всяким Кощеевичам тут хозяйничать.
Она больше не боялась смотреть вниз, наконец-то поверив, что Вьюжка упасть не даст, да и Яромир, если что, подхватит.
Под ними качались от ветра макушки сосен, а гладь какого-то озерца пошла рябью.
— Какой же красивый у вас край. Волшебный… — голос дивьего воина стал мечтательно-тихим, и Тайка впервые не стала возражать: мол, да что такого, самая же обычная деревня.
Пускай она здесь выросла и знала каждый закоулок; могла бы с закрытыми глазами пересчитать дома или дойти до Жуть-реки, ни за что не заблудилась бы в лесу даже ночью, но кто сказал, что привычное становится менее волшебным? Наоборот, чем сильнее мы любим родной край, тем больше чудес происходит вокруг. Потому что самое главное волшебство не где-то там, за туманами, а прямо здесь — в нашем сердце.
Глава восемнадцатая. Сестрица Правда и сестрица Кривда
Они остановились у большого камня, сплошь поросшего мхом. Такие обычно рисуют на обложках старых сказочных книг — там еще должно быть написано что-нибудь вроде: «Налево пойдешь — коня потеряешь»…
Тайка присмотрелась: на замшелом валуне и впрямь виднелась какая-то полустертая надпись. Вроде все буквы знакомые, а слов не разобрать.
Яромир заметил, как она шевелит губами, всматриваясь в строчки, выбитые каким-то древним умельцем, и указал под ноги:
— Вон, видишь, прямо у основания травка растет? Нет, не кислица, а рядом, с круглыми листиками. Это узри-трава. Разомни ее в пальцах и натри соком веки — тогда сумеешь без труда прочитать, что там написано.
— А ты?
— А мне не надо. Я, знаешь ли, и без того понимаю дивий язык.
Ах, вот оно что! Тайка, немного робея, погладила надпись пальцем: камень был шероховатым и чуть теплым, будто бы нагретым солнцем.
Она нагнулась, сорвала травку, на которую указал Яромир, и принялась усердно разминать в пальцах упругий стебелек. В ноздри ударил стойкий травяной запах, как после покоса.
