— Я и не думала, что в Дивьем царстве говорят на другом языке. А как же мы вас понимаем? Тоже волшебная травка?
Яромир кивнул:
— Да. Их легко запомнить: узри-трава, чтобы читать, слышь-трава, чтобы понимать, а глаголь-трава, чтобы говорить.
Тайка улыбнулась: очень уж забавными показались ей названия дивьих растений. В других краях таких, небось, днем с огнем не сыщешь, а вот в Дивнозёрье, на границе миров, смотри-ка, растут.
— Значит, бабушке не нужно было учить ваш язык? Соком натерлась — и готово?
Ее ладони стали буровато-зелеными, а пальцы немного пощипывало, как ранку от йода.
Яромир пригладил волосы, растрепавшиеся во время полета, и усмехнулся:
— А вот ей-то как раз пришлось. Царица должна уметь писать, а этому никакие чары не научат. Ты давай не отвлекайся, а то весь сок в руки впитается.
Тайка, спохватившись, выбросила измочаленный стебелек и мазнула пальцами по векам. Глаза тут же наполнились соленой влагой.
— Не вздумай тереть, — предостерег Яромир. — А то не подействует.
Легко ему говорить. Сам бы попробовал! Хотя… да, он же пробовал.
Тайка сморгнула, и слезы покатились градом — такое бывает от самого злющего лука, когда снимешь с него кожу и начнешь нарезать колечками.
Прошла минута, которая показалась ей вечностью, и вдруг резь прошла, взгляд прояснился, а высеченные на камне буквы сами собой соединились в понятные слова.
Надпись гласила:
«Поделили Правда с Кривдой мир в былые годы:
От рассвета до заката и опять к восходу.
Выбирай свою дорогу, дальше будет видно,
Кто тебя сегодня встретит: Правда или Кривда?»
— Ничего не понимаю, — Тайка почесала в затылке. — О чем это?
— Старая история, — Яромир рукавом смахнул с камня сухие листья. — Жили-были две сестры. Старшая все время говорила, что думала, и никакая сила в мире не могла заставить ее промолчать. Люди прозвали ее Правдой и не слишком-то жаловали, потому что кому охота выслушивать о себе нелестные речи? А вот младшую, напротив, привечали, хотя та лгала, не отводя глаз, и юлила, как лисица. Именно она стала вхожа во дворцы и палаты, в то время как старшая ютилась в жалкой лачуге.
— А-а-а, — закивала Тайка, — знаю эту сказку. Потом до всех дошло, что они слушали не ту сестру, и Кривду изгнали, а Правду нашли, отмыли, одели, усадили за стол, накормили досыта…
Яромир глянул так, будто бы она глупость несусветную ляпнула. Его губы искривились — казалось, вот-вот рассмеется. Тайка, нахмурившись, приготовилась защищаться от насмешек, но дивий воин вдруг посерьезнел:
— У нас сказывают, все было иначе. Будто бы Правда, устав от нищеты и голода, стала лгать и изворачиваться, чтобы выжить. А Кривда, наоборот, чем дальше, тем меньше хотела льстить своим купающимся в злате приятелям — те стали ей противны. Однажды она начала говорить все, что думала, и не смогла остановиться. За это прежние друзья избили ее палками и выставили вон. Так Правда с Кривдой поменялись местами.
Казалось, даже птицы в кустах притихли, слушая рассказ Яромира. Тайка и сама затаила дыхание, ожидая продолжения, но дивий воин замолчал, глядя куда-то вдаль.
— И что же было потом? — не выдержала она.
Яромир вздрогнул, будто очнувшись:
— А потом они долго бродили по миру, но их пути однажды сошлись здесь, — он похлопал по камню. — Сколько раз сестры менялись местами, уже и не упомнишь. Пока однажды не поняли, что не будет им покоя ни в нашем мире, ни в вашем, зато на границе — самое место. Теперь живут Правда с Кривдой меж двух ручьев с живой и мертвой водой. И все так же по старой памяти меняются местами на рассвете и на закате. Никогда не знаешь, которая из сестер встретится тебе на пути. Поэтому правду так легко принять за ложь, а ложь — за правду.
Возле уха прожужжала пчела. Ветер с полей принес запах трав и каких-то незнакомых цветов: наверняка дивьих. А Тайка в задумчивости кусала губы:
— Хочешь сказать, мы какую-то из них сегодня увидим?
— Ну да, — Яромир отмахнулся от назойливой павлиноглазки, решившей усесться прямо ему на нос.
— Но нам же не обязательно с ними разговаривать? Можно же просто прийти, набрать водички и уйти? — Тайка похлопала по перекинутой через плечо сумке, в которой лежали две пустые пластиковые бутылочки из-под кваса.
— Это Граница, дивья царевна. Здесь никогда не бывает просто, — Яромир вздохнул. — Как ты — ведьма-хранительница Дивнозёрья, так и две сестры хранят эти ручьи. Мы не сможем набрать воды без их разрешения.
— Ла-а-адно, — Тайка поежилась, несмотря на теплый августовский денек. — А что нужно сделать, чтобы они разрешили?
— Испытания никогда не повторяются, — Яромир глянул на насупившуюся Тайку и участливо похлопал ее по плечу. — Ну-ну, не хмурься, дивья царевна. Ты справишься, я в тебя верю. А наши дороги здесь расходятся. Мне направо, а тебе, стало быть, налево. На обратном пути встретимся тут же, у камня.
Тайка, конечно, помнила, что рано или поздно им придется разделиться, но сердце все равно екнуло. Она едва сдержалась, чтобы не вцепиться в Яромира обеими руками. Чего уж греха таить: рядом с дивьим воином она чувствовала себя намного спокойнее. Даже когда тот вредничал и насмехался. Однако бывают приключения, которые не разделишь на двоих, — Тайка поняла это, когда белоснежный симаргл не пошел за хозяином, а уселся ждать на развилке. Хорошо, что она не взяла с собой Пушка: тот наверняка начал бы спорить. Или, того хуже, — ныть и причитать.
Тропинка, что сворачивала от камня налево, быстро затерялась в высоких — по пояс — колосьях. Тайке пришлось раздвигать их руками, чтобы пройти дальше. Среди спелой дикой пшеницы мелькали синие огоньки васильков, звездочки ромашек и красные головки маков. От запаха трав голова немного кружилась. А высоко в небе звонко трелил жаворонок.
Журчание воды по камням Тайка услышала спустя полчаса блуждания по полю. Она аж подпрыгнула от радости (не заблудилась все-таки!) и ускорила шаг.
Ручей был не таким уж маленьким и вполне мог сойти за небольшую порожистую речку. На дальнем склоне били многочисленные ключи, сливающиеся в небольшой водопадик, а на пологом песчаном берегу, усыпанном мелкими камешками, раскинулись пышные заросли боярышника. Плакучие ивы полоскали листья в прозрачной воде, где сновали юркие мальки, а иногда мелькали темные спинки и более крупных рыбин. Всюду слышалось громкое кваканье и комариный звон, по поверхности ручья, словно заправские конькобежцы, рассекали водомерки. Заслышав Тайкины шаги, с берега в воду плюхнулась толстая лоснящаяся нутрия.
Путь-ручей был полон жизни и света: в его неспокойной воде даже солнечные блики сверкали так ярко, что Тайке пришлось прищуриться. А ведь уже не то что полдень — и обеденное время давно миновало.
