— А разве это не та же мара, которая насылает людям кошмарные сны? — Признаться, Тайка прежде никогда об этом не задумывалась. — Марина ночь — означает просто «страшная ночь», разве нет?
Мáрина ночь (2)
— Не путай, дивья царевна, — это совсем другая Мара, просто имя похожее. — Яромир, усмехнувшись, натянул капюшон Тайке на нос. — Она намного древнее, чем вся известная тебе нечисть. Может, даже старше, чем Дивье и Навье царства и весь подлунный мир… У нас говорят: коли снег сегодня кружится, значит, Мара Моревна в подвенечном наряде явилась — это к добру. А коли ни снежинки не упало — значит, во вдовьем наряде пришла, — стало быть, к худу.
— А у нас наоборот, — фыркнул Кощеевич. — Вечно Навь и Дивь не сходятся во мнениях. Но Мару Моревну мы тоже уважаем. Кощей вон ее веками искал — жениться хотел. Говорят, они даже встретились однажды, только та его на смех подняла. Сказала, мол, я и смерть, я и жизнь, конец и вновь начало — на кой мне за околеванца костлявого замуж идти?
— Скажите, а кто-нибудь из вас ее видел? Какая она вообще?
Тайке вдруг почудилось: вдалеке среди ветра и метели на мгновение возник зыбкий силуэт. Красивая строгая женщина с темными волосами, но пронзительно-светлым взглядом стояла за старой елью и улыбалась. Половина ее одежд была цвета свежевыпавшего снега, зато другая — цвета мокрой ноябрьской земли и свинцовых туч. Но стоило Тайке лишь раз моргнуть — и видение исчезло, остался только мокрый снег, облепивший кору наклонившегося дерева.
— Ой, кто ж ее знает… — пожал плечами Лис. — Говорят, Мара Моревна только самым сильным колдунам является. А все они перевелись, времена-то уж не те, что прежде…
Яромир покачал головой, не соглашаясь:
— А вот у нас считают, что она бродит где-то среди людей, оставаясь неузнанной, меняя лики. И не грубая сила ее влечет, а достоинство, доблесть и чистое сердце. Да ты не бери в голову, дивья царевна. Может быть, все это просто красивая легенда…
— Да какая там легенда! Говорю тебе, что мой батюшка Кощей… — начал было Лис, но Яромир оборвал его на полуслове:
— Да в гробу я видал твоего батюшку. И тебя вместе с ним!
Они одновременно шагнули навстречу друг другу, обменялись яростными взглядами из-под бровей, сжали кулаки… Тайка уже приготовилась было разнимать драчунов, но тут, к счастью, объявился румяный Никифор, запыхавшийся и взмокший, без своих обычных жилета и шапки.
— Хватит лясы точить, Таюшка-хозяюшка. Дров я заготовил малехо, Сенька там уж костер раздувает, Марьяна у оградки кладбищенской сторожит. Не пора ли всем остальным по местам выдвигаться, а этому песняру, — он кивнул на Кощеевича, — свои колыбельные заводить?
— Давно пора! — Тайка протиснулась между Лисом и Яромиром и растолкала их в стороны. — Короче, все руки в ноги — и бегом! Увидимся на перекрестке.
***
Никто не ждал, что сигнал тревоги первой подаст тихоня Кира. Кикимора охраняла обходной путь, и Тайка, признаться, думала, что через овраг никто из врагов не полезет — в последние годы там и засветло стало пройти непросто: по дну протекал небольшой (но зато очень грязный) ручей, склоны заросли злющей крапивой в человеческий рост, а всякий мусор из оврага хоть и старались убирать, но все равно там легко можно было напороться ногой на стекло или ржавую проволоку. А это даже злыдню вряд ли придется по нраву.
— Скорее! Сюда! — вопила Кира. — Там уже упырь лезет! Где вас носит, ау?
— Стой, кто идет!
Тайка, на ходу хватаясь за подвеску с Кладенцом, не раздумывая, бросилась на помощь, но Яромир каким-то непостижимым образом ее опередил.
Заросли дикого шиповника, на которые кикимора указывала длинным кривеньким пальцем, и впрямь ходили ходуном.
— Ну че вы орете? — раздался из кустов знакомый скрипучий голос. — Не видите, что ли: я застрял!
— Ой, Упырь Иваныч! Ишь ты, живой! — ахнула Тайка.
— Для тебя, вообще-то, Макар Иванович, — прогундели из кустов. — Мы, помнится, на брудершафт не пили, ведьма. Да и расстались как-то нехорошо…
Да уж, «нехорошо» — не то слово. В последний раз они виделись, когда Тайка сидела запертая в погребе у деда Федора — стараниями все того же Кощеевича, между прочим. А Иваныч очень хотел ее сожрать, но не смел, потому что хозяин (в смысле, Лютогор) запретил на ведьму-хранительницу клык точить. Впрочем, они с упырем и прежде не ладили: уж сколько раз Тайка упокаивала его чесночком да заговорами, а этот гад все равно просыпался.
Вот уже больше месяца от Иваныча не было ни слуху ни духу: с тех пор, как Пушок вытряхнул на него из мешка Лихо одноглазое, тот превратился в самого невезучего упыря на свете и затаился. Может, и сейчас в ветках запутался, потому что всю его удачу Лихо себе забрало?
Тайка посветила в кусты фонариком, чтобы проверить свою догадку, но Иваныч забарахтался, раздраженно ворча:
— Убери свет, ведьма! Глаза от него болят. Я ж по-доброму пришел: не жрать тебя, а потолковать хочу.
— Ой, прости, — она отвела луч в сторону.
Яромир бросил на нее изумленный взгляд, мол, чего ты с упырем-то миндальничаешь, и рявкнул:
— Эй, ты там! Сам вылезешь али помочь?
Иваныч, почуяв угрозу, изо всех сил рванулся из западни, оставляя на шипах клочья одежды.
— Я сам. Сам! Только не бейте!
Выпав из кустов, он шлепнулся на землю и прикрыл голову руками.
Тут Тайка уже разглядела, что, во-первых, Иваныч за время, пока они не виделись, изрядно осунулся и отощал, а во-вторых, Лиха на его шее уже не было. Видать, успел сбагрить кому-то…
— Скажи сперва, куда ты Лихо дел?
Мáрина ночь (3)
Она интересовалась не просто так: а вдруг уже надо бежать и спасать какого-нибудь несчастного, которому упырь подсунул такой подарочек.
— Ушло оно, — фыркнул упырь. — Само. Не сошлися мы характерами, только нервы друг другу поистрепали. Вишь, как отощал от невезухи? Вот и Лиху тоже досталось. Ему ж надо, чтобы я боялся али тревожился, чтобы страхами питаться, — а о чем мне, спрашивается, тревожиться, ежели я уже давно помер?
Он хрипло рассмеялся, поднимаясь с колен. Шагнул вперед, но, увидев, как подобрался Яромир, немедленно сдал назад и проныл:
— Ну че вы опять начинаете? Дело у меня к вашей ведьме…
— Давайте вернемся на перекресток к кострам, и там ты расскажешь, что за дело. А то заболтаемся — и нашествие остальных упырей ушами прохлопаем.
— Твоя правда, дивья царевна, — Яромир направил на Иваныча острие меча. — Может, этот гад для того и пришел, чтобы нас отвлечь.
— Не отвлечь, а помочь!
Упырь заломил бледные руки, но дивьего воина было не так-то просто разжалобить.
