Небольшая пауза, которая требуется им обоим, чтобы переварить мой ответ. Мама поспешно бросает мне в спину:
— Витя привез деньги.
— Отлично, — сообщаю я им, — где?
Да, я учусь, потому что привезенные Виктором деньги могут оказаться всем, чем угодно.
— Мне пора, — вдруг ни с того ни сего сообщает мама. – Такси уже ждет. Витя, было очень приятно с тобой пообщаться!
И она, со скоростью объекта, которому придали мгновенное ускорение, вылетает из кухни, а спустя полминуты я слышу, как захлопывается входная дверь.
А еще через десять секунд я оказываюсь подхваченной и с размаху усаженной на обеденный стол, и руки бывшего внаглую тянут полы моего платья вверх….
Мне требуется некоторое время, чтобы прийти в себя от таких бурных проявлений чувств. Кажется, что даже скандалы последних лет совместной жизни были менее эмоциональными.
Неужели только из-за внешности?
— Значит, встреча с подругой? — с придыханием шепчет он мне прямо в лицо, сминая ткань платья уже на поясе. — А не слишком ли откровенно? — Упирается руками в мои плотно сдвинутые колени, пытаясь раскрыть их и все больше раздражаясь из-за оказываемого сопротивления.
—Витя, — наконец-то прерываю свое молчание, одновременно перехватывая обе его руки. — Прекрати! — громким шепотом возражаю я.
— Хочешь поиграть в недотрогу? — скалится он, усиливая напор и с легкостью освобождаясь от моего захвата. Одна рука грубо лезет под кружево моих трусиков, вторая цепляет волосы на затылке, с силой оттягивает их назад, заставляя сильнее отвести голову. Секунда, и он впивается мне в шею острым, болезненным поцелуем. Перед глазами возникает кровоподтек, с которым точно придется что-то делать.
Я провела больше пяти часов с человеком, который при всей своей страсти и некотором безумстве происходящего не оставил на мне ни следа. Хотя мог. Могу даже поспорить, что ему этого хотелось, но…
— Прекрати! — повторяю я уже в полный голос, чувствуя, как бешеная волна негодования поднимается из глубины, и она же многократно усиливается, когда я слышу его возню с пряжкой ремня.
Резко дергаю головой, высвобождая волосы, отвожу руку назад и с силой наношу удар основанием ладони, согнутой в запястье — единственный прием, который я помню из объяснений брата, еще когда училась в школе.
Действует не то чтобы отрезвляюще, но он фокусирует на мне свой мутный, блуждающий взгляд, а я озвучиваю угрозу, после которой он грязно ругается, но отступает.
— А как же твой еб…рь? — с остервенением и явным презрением едко произносит он.
В очередной раз замираю от его откровенно вызывающего хамства и выдаю то, что не позволила бы себе в менее обостренной ситуации:
— Если я расскажу ему, он просто… тебя… убьет. А я пока не могу, ты же все-таки отец моих детей.
Я никогда не вру.
А поэтому он, кажется, верит.
Истерично выдергивает конверт из внутреннего кармана пиджака, с презрением швыряет на стол, разворачивается, и история с уходом один в один повторяет мамину.
— Скатертью, — облегченно выдыхаю я, с удивлением обнаруживая, что не испытываю ни малейших угрызений совести по поводу своего вранья.
Открываю конверт, пересчитываю содержимое.
Хм…
Тихий, очень осторожный поворот ключа в замке.
Мама? Вернулась?
Выключаю свет, занимая стратегически выгодную позицию в прихожей.
Входная дверь открывается, проем заполняется темным контуром фигуры, и дверь закрывается вновь. Минутная возня.
— На кухню. Быстро! — командую я и слышу негромкий смешок себе в спину.
С каждым мгновением гул набата в голове набирает мощь. Я настолько остро чувствую потребность перемен, что тревога в груди ощущается раскаленным кипящим варевом, требующим немедленного выплеска наружу. Больше так продолжаться не может, но у меня еще нет решения ни по одному пункту моей стремительно меняющейся жизни.
Тянусь к выключателю, понимая, что сейчас мне предстоит выдержать еще один разговор. Щелчок, разворот на сто восемьдесят градусов, я присаживаюсь на стул, потому что только одно воспоминание о том, что сегодня выпало на долю моих бедных ножек, заставляет сомневаться, что я смогу на них устоять.
Одобрительный присвист сына.
— Ого, — осматривает меня он, уделяя особое внимание лицу, — отлично выглядишь, мам! Мой совет пошел на пользу! Уверен, что отец остался доволен, — расплывается Олег в ехидной улыбке. — Видел сейчас, как он к своей кукле дернул. Ага, заявится только под утро. Бумеранг ей между… глаз! — он старается держать нейтральный тон, но злые нотки слишком явно пробиваются в последней фразе.
Затем взгляд опускается на стол и, остановившись на лежащем на нем конверте, становится предельно заинтересованным.
Одна бровь медленно ползет вверх, и он так сильно становится похож на Виктора… к сожалению, уже не только внешне, и совсем не в том, в чем мне бы хотелось.
— Это для меня? — в голосе появляется напряжение, завязанное на реальной важности происходящего.
— Проверь, — разрешаю я, и конверт сразу же оказывается у него в руках.
— Что это? — севшим голосом спрашивает сын спустя тридцать секунд. — Здесь чуть больше половины!
— Это ваше месячное содержание и оплата моей бухгалтерской работы для отца.
— Ты шутишь? — его брови в удивлении взлетают вверх.
— Нет. Поездки двух прошлых лет оплачивала я сама. В этом году, извини, у нас было слишком много непредвиденных расходов.
Недоверчивый прищур глаз:
— Во сколько тебе обошелся этот прикид? — кивает он на меня.
— Это подарок Еси.
— Хорошо, да, когда есть кому за тебя заплатить? Но ты даже этим не смогла воспользоваться, чтобы его раскрутить! — презрительно выдает он, встает и разворачивается к выходу.
— Сядь! — командую я и вздрагиваю от грубой интонации собственного голоса.
Медленный поворот головы, вызывающе выдвинутый подбородок, но он все еще здесь.
— Я долго тянула, почему-то не желая признавать, что вы уже давно выросли. Но это факт, а поэтому поговорим, как взрослые люди. Сядь, — повторяю я мягче и, дождавшись реакции, в течение пяти минут обрисовываю ему всю семейную ситуацию. — А поскольку теперь ты единственный мужчина у нас в семье, я думаю, будет правильно, если ты начнешь принимать более активное участие в ее жизни. В нашей жизни.
Ошарашенный взгляд Олега и его же праведное возмущение:
— Но у меня тренировки и… школа!
— Есино летнее предложение по работе еще в силе, три часа в день, и у тебя будут и свои собственные деньги, и, в случае крайней необходимости, ты сможешь внести вклад в семейный бюджет.
