Я не могу сказать, что работа с Женей трудна, ему, в отличие от его отца, всегда хватало ума прислушиваться к советам окружающих, в случае необходимости грамотно их фильтровать, выжимать из них самое лучшее и использовать этот бесценный экстракт. Проще, легче, эффективнее. Глупо отрицать влияние отцовской фамилии, но это только первый шаг. После второго и третьего на Евгения Егоровича, как правило, уже смотрят, как на самостоятельную единицу.
Единственная моя претензия — самонадеянность в сфере личной безопасности. В моей, мать ее, сфере. Это можно было бы списать на молодость, но, увы… Мой опыт говорит, что это — часть натуры и практически не подлежит коррекции. Единственное, что помогает в подобных случаях, — ответственность перед кем-то, кто представляет для человека бо́льшую ценность, чем собственная жизнь.
Я еще застал Ирину, мать Жени, и лично видел, как он отказывался от чего-то рискованного только потому, что об этом просила она. Егор же, наоборот, всячески поощрял действия сына на грани допустимого.
Да… В этом есть и положительные стороны, но моя работа подтверждает, что в четырех случаях из пяти люди сами пренебрегают элементарными правилами безопасности. А всерьез задумываются об этом, когда становится слишком поздно.
С Женей пока работает мой личный авторитет, он ценит меня не меньше, чем отец, и угроза уволиться к чертовой матери всегда умеряет его жажду свободы от ограничений.
Сегодня мне не хотелось бы придерживаться этой тактики, но дурное предчувствие ввинчивается в мозг и противно отдает в виски, сигнализируя, что в этот раз может не пронести.
— Александр Денисович, — напряженно выдает он, — сегодня у меня другие планы. Завтра в девять я в вашем распоряжении.
— Нет, — я вполне мог бы согласиться на его предложение, но оттенок его голоса не позволяет. В таком состоянии за последнее время я видел его от силы пару-тройку раз. — Сегодня, и в ближайшие три часа.
— У меня встреча, здесь, на фирме, — понимает он, что я не отступлю, и хоть и с недовольством, но соглашается. — Сразу же после нее. У меня мало времени.
— Договорились, — заканчиваю я разговор и, в противовес имеющемуся между нами доверию, продумываю план, как не упустить его в случае, если он все же попытается ускользнуть.
* * *
— Что? Что-о-о?!
В прямом смысле охреневаю от полученных новостей. Женя по-прежнему занят, а на меня пристально смотрят два светло-голубых глаза, которые выглядят еще выразительнее на фоне ярко-рыжих волос.
Регина Викторовна, заместитель Рудова и его правая рука, умеет эффектно подать информацию.
Слияние с Веровым, самый серьезный настрой на отношения с его дочерью… Что за бред?
Но сейчас не первое апреля, у нас октябрь! И это подтверждает ее абсолютно серьезный, мрачный взгляд.
— Что с Веровым? Я знаю, как обстоят дела у него на фирме, и если он не собирается умирать в ближайшие полгода, то я ни хрена не понимаю.
— Ну, вот сейчас поговоришь с боссом и узнаешь, — губы слегка приподнимаются в ехидной усмешке. — Хотя по Верову я и так могу ввести тебя в курс дела. С ним все в порядке. Он хочет уменьшить свою вовлеченность в бизнес. У сына другие интересы. Дочь… Ну, Энджи — это Энджи… Внуки, — Регина расплывается в улыбке, — слишком малы. И тут объявляется наш Женька. — Она крепко стискивает край стола, выбивает беглую дробь аккуратными ногтями. — Нужно быть полным идиотом, чтобы не воспользоваться таким шансом. А Иван Сергеевич не идиот. На его месте я бы вообще в принудительном порядке настаивала на как можно более быстром заключении брака, — вспышка гнева и одновременно зависти к так удачно сошедшимся для Верова звездам.
— Регина, какой брак?! — не выдерживаю я. — Ему девятнадцать!
Слияние или не слияние будет оговорено и обмусолено еще тысячу раз, и не факт, что вообще состоится, а вот «серьезные» отношения… на фоне недовольства Егора…
Перед глазами возникает стена с живописной кляксой и художественными потеками от вдребезги разлетевшегося бокала с виски.
— О, Александр Денисович, вот об этом как раз ты с ним и поговоришь! Заодно и продемонстрируешь собственным примером, что можно запросто прожить еще одну свою жизнь, не задумываясь о семье, и быть счастливым. Белов, ты же счастлив?
За два года совместной работы я достаточно хорошо ее изучил, и это явное хамство — результат реального беспокойства за Женю.
— Я с ним поговорю, — продолжаю спокойным, размеренным голосом. — А ты подумай, что мы будем делать с гневом Егора, который, можешь даже не сомневаться, последует незамедлительно.
— Уже. И ты знаешь, самым эффективным средством на данный момент мне кажется… молитва.
Н-да… Ну, в ее адекватности я никогда и не сомневался.
— Значит, молись! — даю напутствие и еще больше убеждаюсь в необходимости выловить Женю прямо на выходе.
* * *
Так и делаю. Он раздражен. И это не встреча.
— Какие-то проблемы, Жень? — перехожу на неофициальную манеру общения. Да, мне можно.
Прикрывает на секунду глаза, поводит плечами, стряхивая лишнее напряжение.
— Все в пределах нормы, Саша, — берет он себя в руки и даже выдавливает вполне приличную улыбку. Ему, кстати, тоже можно неофициально. Те же два года назад я избавился от приставки «дядя».
Тяну его в свой кабинет, жду, пока устроится в кресле, и задаю единственный вопрос, ответ на который интересует меня больше всего:
— Что у вас с Анжелой Веровой?
Бл..ть! И мне даже не нужен ответ, потому что его лицо мгновенно преображается, а глаза искрятся таким неподдельным счастьем, что и мне хочется приобщиться и ощутить нечто подобное.
— Все. И я буду очень благодарен, если ты избавишь меня от нотаций на тему моего возраста и неуместности происходящего.
Черт! А теперь его взгляд полон вызова и якобы обладания всей мудростью мира .
Долбанная страсть, которая сносит мозг подчистую.
— Жень… — все же пытаюсь вразумить его я, но он не дает, прерывая на полуслове.
— Саш, я понимаю, что это звучит наивно, и все может еще сто раз поменяться, но то, что я к ней сейчас чувствую… это не передать словами. И каждая секунда, проведенная рядом с ней, это…
Он замолкает, а у меня по спине прокатывается волна возбуждения, потому что воспоминание о Наде бьет точно в цель, не оставляя мне никаких сомнений в том, что, если бы я испытывал подобные чувства в возрасте Жени, мне тоже было бы все равно, что думают об этом окружающие. А значит…
— Хорошо, — принимаю его позицию я, — как ты намерен объяснить все это отцу?
— Пока не знаю, сейчас еще раз обговорим это все с Региной, — моментально подбирается он.
— Отлично. И держите меня в курсе дела, потому что с твоего отца станется закрыть тебя под замок, чтобы перебесился. От парней Владимира Николаевича не бегай. Сейчас это твое реальное прикрытие тыла. Своих добавлю, когда Егор Андреевич окажется в курсе.
