Костя продолжал делать одно за другим мучительно-размеренные движения в одном темпе, Агата чувствовала, что ей не хватает, удовольствие нарастает, но ей хочется ускорить…
Знала, что Костя делает это сознательно — разжигает аппетит и себе, и ей.
Но она сдается в угоду похотливому голоду первой. Начинает просить. Подаваться навстречу, впиваться ногтями в его бока, еще и так требуя не жалеть и не жадничать. Ускоряться и усиливаться.
Костя усмехнулся, снова потянулся к губам, раскрыл их, толкаясь языком синхронно с новым движением внизу, Агата послушно втянула, как бы доказывая — да. Это оно. Получила свое. Больше силы. Выше скорость. Искры из глаз. Удовольствие на грани с болью.
Нехватка воздуха, когда она сама уворачивается от губ, запрокидывает голову, вжимая ногти в его кожу уже откровенно до боли, проводя вверх, наверняка оставляя царапины, когда с ее губ срывается протяжные стон, за который даже стыдно могло бы быть, если бы не было так приятно.
Удовольствие сначала накрыло, лишая возможности связно мыслить, а потом начало отпускать, позволив осознать, что Костя не останавливался.
Продолжал. Еще быстрее. Еще сильнее. Тоже царапая, но уже ее скулу, подбородок, шею зубами, втягивая кожу оставляя болезненную метку.
Оторвался, снова к губам потянулся. Агата сжала его щеки руками, позволила целовать, сминая губы. Снова заражаясь той допиковой страстью, которую сама уже пережила, к которой он только шел, толкаясь с каждым разом все яростней. Выходя из нее рискованно поздно, тут же опаляя семенем живот, заполняя и без того душную комнату новым пряным запахом. Следя за тем, как Агата опускает взгляд, усмехается, потом смотрит уже в глаза, облизывается.
Усмехается шире, потому что во взгляде Кости читается удовлетворение. Ему такое нравится. Да и ей тоже. Она не волнуется и не стесняется. То, что происходит за семью замками, навечно остается тут.
Костя снова тянется к ее губам. Агата снова пускает его язык. Они целуются, пачкаясь сильнее. А потом Агата тянется за салфетками, потому что в душ пока лень, им нравится полежать. Вновь устроившись на мужских бедрах, обтирает себя и его. Бросает на пол. Прижимается своей грудью к его груди, закрывает глаза, чувствует, как ее приподнимает при каждом его глубоком вдохе, наслаждается будто бы осязаемым удовлетворением. Знает, что Костя занят тем же.
Они лежат. Они никуда не спешат.
Костя, глядя в потолок. Агата — на нем. Ей так очень нравится. Ей так максимально хорошо. И пусть понятно, что всё же надо в душ и открыть окно, но это будет немного позже.
— Тебе снова названивает отчим?
Костя спросил неожиданно, когда Агата почти успела отключиться. Услышав же, встрепенулась, нахмурилась, вспоминая. Потом испытала раздражение. Впрочем, как всегда при упоминании Сени.
— Да.
Ответила коротко. Надеясь, что Костя не продолжил. Очевидно, зря надеясь. Его такие ответы не устраивают.
— Что он хочет?
На следующий Костин вопрос Агата отреагировала сначала молчанием. Ей показалось, что он зря портит момент. Себе-то вряд ли, ему-то тупо интересно. А вот ей — сильно. Она хочет просто лежать, чувствуя остаточные сокращения и присыщенность, а не обсуждать отчима, упоминание которого ее выбивает из колеи. Особенно сейчас, когда он зачем-то снова активно включился в ее жизнь. Куда активней, чем ей хотелось бы. За последние две недели позвонил столько раз, сколько за прошлые полгода. Еще и писал ежедневно. Придурок.
— Малая поступает. Вроде как хочет в столице. У нас в городе тухлые вузы. Сеня не нашел ничего лучше, кроме как ныть, чтобы я на лето приняла ее у себя. У них, видишь ли, лишних денег нет, а я живу здесь… Она будет подавать документы и мониторить результаты. А как поступит — вроде как переедет в общежитие. Он считает, что делает все очень аккуратно и деликатно. А мне хочется матом его крыть за наглость. Они и так в моей квартире живут, блять…
Агата почти сразу не сдержалась, хотя не собиралась ругаться. И еще сильнее разозлилась. На Сеню. На Костю.
Снова сначала села на нем, полоснула взглядом по лицу, хотела перешагнуть, собираясь прекратить разговор, скрывшись в ванной, но Костя не дал. Придержал за бедра, глянул предостерегающе. Мол, сиди тихо. Мы говорим…
Агата сжала зубы сильнее, но не ослушалась.
— Малая — это твоя сестра?
Спросил, Агата фыркнула, отворачиваясь в сторону, будто с интересом изучая книжную полку. Немного молчала. Потом заговорила.
— Нет. Это Сенино приданное. Дочка от первого брака. Она сильно младше меня. Ей семнадцать. Его первая жена оставила малую ему, а сама умотала. Так и не вернулась. Он сошелся с моей матерью. Приперся в квартиру с ней. Все детство мне мозг выносила своим нытьем… Принцесса гребаная.
Агата говорила, даже стыда не испытывая. Хотя бы право быть честной в выражении своих эмоций она для себя сохранила.
— Ну тогда ты ей ничего не должна. Шли мужика нахер. Пусть не пытается экономить на своем ребенке за твой счет. Снимает комнату. Квартиру. Конуру. У тебя негде жить. Я не собираюсь терпеть неудобства из-за желаний какого-то мудака.
Агата выслушала внимательно, продолжая смотреть на стеллаж. Слова Кости почему-то разливались бальзамом по сердцу, хоть в них и не было ни слова о заботе о ее интересах. Нет. Только о своих. «Он не собирается терпеть неудобства». Но по сути… Они совпадают в оценках. Сеня ведет себя как жадный мудак. И ему неплохо бы об этом сказать.
— Хочешь, я его нахер пошлю? — а вот от следующего вопроса Агата неожиданно замерла. И неожиданно же перевела взгляд снова на Костино лицо. Смотрела с прищуром и с сомнением. Ждала, что он усмехнется. Даст понять, что это как бы шутка, но он… — Что смотришь? Хочешь, сейчас пошлю. Телефончик дай, побеседуем. Про инвестиции поговорим. Про дальновидность.
Девушка почувствовала, что щеки розовеют. Она прекрасно понимала, о чем толкует Костя. Она сама призналась, что в детстве Сеня зажал денег на то, чтобы решить ее «косметический дефект». И пусть Костя шраму внимание не уделял абсолютно. Пусть находясь с ним, Агата и сама о нем забывала, но это не отменяло тот факт, что в детстве и по жизни эти легкомысленные отмашки отчима сыграли с ней не одну злую шутку.
— Ночь на дворе…
Агата произнесла негромко, зачем-то борясь с желанием исполнить просьбу. Сомнений в том, что Костя реально позвонит и побеседует, не было. Он не бросает слова на ветер. Вот только… Ей откровенно не хотелось (вплоть до страха), чтобы Сеня знал, что у неё кто-то появился.
Отчасти, потому что это не его собачье дело. Отчасти… Потому что он может сам выйти на связь с Костей и рассказать ему много интересного. Или что получит рычажок давления на нее… Все было сложно. Более чем запутано.
— Дай номер. Утром позвоню.
Только вот Костя, кажется, уже завелся. Потянулся на тумбу. Взял в руки ее телефон, протянул ей, чтобы разблокировала.
