Десерты – её слабость. Не только есть любит. Готовить тоже.
Радуется, что для первого раза, наверное, неплохо…
Закрывает глаза, снова скользит губами по длине... Во вкус входит всё сильнее... Понятия не имеет, на сколько эта ласка может растянуться, просто наслаждается...
Но недолго. Гаврила тянет на себя, устроив снова на своих бедрах, толкается языком в Полин рот. Направляет в нее – скользкую и горячую – такой же скользкий и горячий член.
Наверное, поэтому, а может просто потому, что они – везунчики, Поле не больно. Она охает, стонет протяжно… Чувствует Гаврилу в себе… Тоже очень глубоко.
– Я выйду, не бойся…
Он зачем-то говорит, она кивает просто. Не боится, хотя надо бы…
Мужские руки аккуратно приподнимают, опускают назад… Гаврила снимает одну с талии, едет вниз по животу, обводит по кругу клитор…
Во второй раз движение вверх и вниз делает уже сама Поля – выдыхая стон, царапая плечо…
Тянется к его губам, целует, повторяя… Вверх со стоном... Вниз со стоном... Вверх...
– Как страшно, что тебе не я понравиться могла… – признается, в очередной раз насаживаясь, Гаврила же улыбается:
– Не бойся. Бог тебя для меня создавал. Не перепутаешь такое. И не упустишь.
* * *
– Как съездили, Поль? – вопрос отца – более чем ожидаемый.
Полина шла в его кабинет, услышав очередной брошенный в спину оклик, осознавая, что без лжи не обойдется. Готовилась лгать... А всё равно как-то стыдно.
Она краснеет в душе, а папе врет, смотря в глаза:
– Отлично. Скатались в Зальцбург. В Гальштатте были.
На самом деле, нет, но у них с Варварой согласовано.
Отец кивает, наверное, вспоминая свои поездки, а у Поли приступ тахикардии. Хочется поскорее уйти сильнее, чем когда бы то ни было.
– Хорошо…
Михаил протягивает, улыбается, щекочет нервы, сам того не зная…
А Поля успокаивает себя тем, что чем больше она будет врать – тем легче будет относиться. Хочется верить в это.
– Мы мало общаемся с тобой, дочь… Как думаешь? Вроде бы съездила, погуляла, развеялась, а рассказ – в двух словах…
Полина не знает, как к этому выводу пришел папа, но от его слов у самой сжимается сердце. Она заметила эту закономерность давно. Даже переболеть успело.
Так сложилось исторически. А сейчас…
У нее в голове один Гаврила. Его губы, руки, слова. Его ласки. Его запах.
Они почти все выходные занимались сексом. Она бесконечно постанывала. У нее до сих пор из-за крипатуры болят спина, ягодицы и бедра. Она охрипла немного. Между ног памятно и сладко саднит.
В ней живет новый мир ощущений. Она умирает от тоски и хочет повторения.
Но всё это – лично ей принадлежит. Таким ни с кем не поделишься.
– Поездка, как поездка, па… Особо и рассказать нечего…
Полина пожала плечами, переводя взгляд хотя бы ненадолго вниз. Будто ногти рассматривает. Краснеет моментально, забрасывает ногу на ногу.
Потому что тут же вспоминает, как впивалась ими в голую спину Гаврилы. Какая она твердая и широкая.
Поля прокашливается, поднимая взгляд в потолок. Там, вроде бы, ничего не напоминает. Потом на отца…
– Вам бы с мамой тоже съездить куда-то, отдохнуть… Ты когда отдыхал в последний раз?
С ней – ещё в детстве. Поля даже толком не вспомнит, когда…
Отец уезжает иногда, но обычно это обусловлено бизнес-встречами, форумами какими-то… Мама с ним давно не ездит.
Поля не спрашивала, но вполне допускала, что они давным-давно друг у друга просто числятся. Думала даже когда-то, что у отца, наверное, были или есть любовницы…
Удивительно, но это не царапало и больно не делало. В ней давно умерло детское желание слепить из них троих семью.
Но единственная мысль, что Гаврила мог бы ей изменить – уже рвет душу в клочья. Только он не мог. Он любит. Всё дело в этом.
– Спасибо за заботу, Полина… Я подумаю…
Михаил улыбается. Её имитация заботы засчитана. В разговоре снова пауза.
– Почему с карты деньги не тратила? – которая обрывается на внезапном вопросе. Поля хмурится, сердце снова ускоряется…
Она действительно не тратила. Думала, не лишним будет перестраховаться. Оказалось, права… Только вот…
– Почему проверял? – наверное, её встречный вопрос может быть промахом. Лучше просто объясниться. Логичный вариант у нее есть. Но ещё есть гордость. И ещё есть те самые пресловутые границы, которые она так хочет сохранить…
– Мои деньги… Моя дочь…
Ответ Михаила звучит абсолютно буднично, а у Полины внутри вспыхивает.
Ей девятнадцать. Она взрослая. Попавшие на ее счет деньги – её. И жизнь тоже собственная…
– Если ты меня в чем-то подозреваешь, па…
– Кто сказал о подозрениях? Просто с чего вдруг скромность? Или платила не ты? – В ожидании ответа отец приподнимает бровь. Он готовится услышать историю об обеспеченном ебаре, скатавшем его дочь в Вену под прикрытием поездки с подругой. А у Поли её нет.
– Нал, па… Я платила налом. Его мне ты тоже даешь.
Поэтому она выдает заготовку, продолжая чувствовать, что гадко…
Почему все вокруг так зациклены на деньгах? Что отец, что Варя…
Они же уже счастливые – у них есть больше, чем нужно на десять жизней. Это должно свободу давать, а не ограничивать. А её как душит…
– Ладно. Не обижайся. Торопиться некуда. Гуляй, пока молодая… Умницей будь главное…
Полина послушно кивает, опуская глаза.
Она давно не умница. Зато она живет. Мечтает и совсем не планирует. Будь, что будет.
– Водитель твой…
Отец сегодня – спонсор её будущего инфаркта. Снова взводит сердце, заставляя посмотреть на себя.
– У него испытательный кончается. Брать на постоянное не хочу.
Михаил произносит без единой эмоции.
– Почему? – Полина умирает внутри, а внешне остается такой же, как он – очень условно заинтересованной.
Полина молиться готова на то, что поначалу казалось идиотской идеей Гаврилы, попыткой обвести вокруг пальца ее отца. Без этого у них было бы в разы меньше времени друг на друга. Они бы виделись раз в неделю, да и то по несколько часов. Она не выдержала бы…
– За месяц два отгула взял – много.
Поля знает, что это за отгулы. Его пырнули ножом – отлеживался. Но отцу не скажешь. Да и подозрительно будет, если она бросится оправдывать.
– Меня он устраивает, если спрашиваешь для этого…
