Из всех присутствующих за столом она действительно самая удачливая. Имеет всё, что хочет.
– Всему свое время, па…
Марьян изрекает пустое философское. Полина не сдерживается – хмыкает, продолжая смотреть на салат в своей тарелке. Прилагая усилие, отпускает крестик.
За ее реакциями следят, потому что стоит издать звук – обращается сразу четыре взгляда. Им очень хочется дать Полине с Марьяном понять – от них ждут «хороших новостей» в ближайшее время.
Чувство такое, будто на случку привели.
– Ну можно же и как-то постараться приблизить… То самое время-то…
Отец Марьяна всё никак не унимается.
Не презирай парня Полина так сильно, может даже пожалела бы, а так…
– Поль…
Её окликает отец. Она поднимает прозрачный, лишенный хотя бы каких-то эмоций взгляд. Чистый лист и притворное любопытство.
– Ммм? – на самом деле, ей особо не о чем говорить с присутствующими. Но она делает вид, что готова ответить на любой вопрос.
– Что там у нас с поступлением, напомни?
А заданный отцом удивляет.
– Какое поступление? – она чуть хмурится, действительно не понимая. Долго смотреть папе в глаза давно не может. Всё чаще кажется, что он видит её насквозь и о многом знает. Это жуткое чувство.
– Тебе год остался. По магистратуре нужно что-то решать. А я как-то не слышу от тебя идей…
– Меня всё устраивает тут… – от неё явно ожидают чего-то другого, но Полина произносит честно и внезапно твердо.
Она понятия не имеет, сколько им с Гаврилой отведено времени. Пять минут назад боялась, что это время уже, возможно, прошло. Но сейчас знает – нет. И даже в теории отказываться не готова. Даже с учетом того, что год-то они скорее всего точно не протянут.
Её ответ не нравится отцу.
Взгляд Михаила чуть холодеет. Она должнаужепонять, что ступила на тонкий лед, вернуться на твердую почву покорного принятия.
Это понимает не только Полина. Даже сидящая рядом Варвара чуть ерзает.
Она живет свою жизнь иначе – на любое слово своего отца или матери поддакивает. А если эти слова ей не по вкусу – делает вид, что не получилось, а не признается, что не захотела.
Наверное, это куда более дальновидно. Тем более, сама Полина до недавних пор считала себя кмс по принятию. Но она растет. Меняется.
– Ты не можешь объективно оценить. Опыта мало. Лягушонку уютно в родном болотце…
Отец отбривает её, пусть и довольно мягко. Дальше нужно прикусить язык и вернуться к трапезе. Но как-то…
– Но это же я учусь, а не ты…
Её ответ очевидно более острый, чем допустимо. Варвара ерзает сильнее. Люди за столом переглядываются. Блюдо «плохое настроение Полинки» в меню не заявлялось.
– За мои деньги, – Михаил отвечает с улыбкой. Вроде бы ничего особенного – чистую правду. Но правда эта унижает.
Они ведь дочь и отец, а не содержанка со спонсором. Она ни рожать себя не просила, ни обеспечивать. У них не договоренность, по которой с неё требуется послушание, а с него – переводы на карточку без задержки.
Её ведь поцарапало, что когда-то Гаврила свёл всё к деньгам, но и в этом прав, получается. Кто платит Полину – тому она принадлежит. А себе?
– Я прошла бы на бюджет в Пищевом…
Полина произносит неожиданно даже для себя сдавлено. Горло протестует против мятежа. А у нее ведь даже сердце не бьется бешено.
Отец снова отрывается от тарелки и смотрит на неё, приподняв бровь.
Мол, ну ты вспомнила…
А она и не забывала, кажется.
Как любую обиду – затолкала глубоко-глубоко, но не отпустила.
– Не начинай, Поль…
Просит внезапно мама. Полина переводит взгляд на неё, видит в улыбке и взгляде просьбу, а ещё… Неловкость.
Это она «начинает», получается… Ещё и прилюдно.
Господи…
На террасе воздуха становится недостаточно. Как такое может быть вообще?
– Марьян, а ты же поступал в Штаты, да? – отец считает, что разговор окончен. Поля смотрит куда-то сквозь пространство на зеленые поля для гольфа, а он обращается к Марьяну.
Который всё это время внимательно следил за беседой молча.
Теперь же бросает из-за её спины, устроив локоть на спинке её же стула, деловито растянутое:
– Да… Я курсе на втором начал зондировать… Варианты есть… Довольно неплохие… Конечно же, лучше наших… Но мы с отцом посоветовались и решили, что в моем случае эффективней будет оставаться у нас. Учиться и в курс дела входить параллельно. А то на шесть лет в другой стране, в другое общество… Мне же тут работать…
Все за столом знают, что каждое слово Марика – пиздеж. Ни черта он не «зондировал». И не с отцом они «решили», и даже не потому, что «параллельно – лучше». Просто какой смысл тратить на его учебу бабки в десять раз большие, чем можно здесь? Он всё равно не впитает знания. Умнее не станет. Полезнее.
Вся его ценность – пол и фамилия. Вся надежда его отца, что проживет достаточно долго, не дав разорить бизнес.
– Тоже верно, – все знают, но ему подыгрывают. Отец Полины кивает, как бы одобряя. А Полина вскипает. Сколько же лицемерия… – Но ты Полю проконсультируешь же, правда?
Она не нуждается в консультировании. Тем более, в консультациях Марика. Но отец…
– Конечно, дядь-Миш… Без проблем вообще. Полинка, ты в пятницу как?
Марьян принимает пасс, и тут же надеется выслужиться перед всеми. Своими, Полиниными…
Рывком отрывается от спинки стула, устраивает локти на столе, прижимается к сплетенным пальцам щекой и смотрит на неё так, будто в принципе имеет право смотреть и обращаться…
В его взгляде – чистое любопытство. Полину рвет на части. Она долго смотрит на центр стола, зная, что всё внимание обращено на неё.
Желание сейчас одно – стол перевернуть. Уйти прочь. Волнами накатывает холодная ярость. Наверное, это ей кармическая ответка за то, что не позволила тогда Гавриле…
Вселенная ей показывает, что предпочла. Сама виновата – Полина понимает.
Сглатывает, поворачивает голову…
– Мы с Варей уезжаем.
Врет в глаза, отмечая в них вспышки раздражения.
Он знает, что не с Варей, а с тем, другим. Только разоблачить её не может. Иначе она расскажет всем, что за разговор подслушала. Сыграет... Расплачется... Ему извиняться придется. А она ведь «не сможет такое простить»...
Кому поверят – вопрос. Но то, что друг друга дерьмом обольют – факт.
– Куда это вы с Варей уезжаете? Мы не в курсе…
