— Ну и где этот чертов ключ?
И миссис Кларк отпихивает ее локтем, подальше от тела. Миссис Кларк говорит:
— Да, Брендон. Тебе нужно в больницу.
В каком-то смысле мистер Уиттиер сделал то, о чем его просили. Отдал нам ключ. У него разорвало желудок, брюшная полость наполнилась кровью и кусочками сушеной индейки, которые все еще разбухают, впитывают в себя кровь, желчь и воду, и набивают его изнутри, пока у него не распирает живот, так что кажется, будто он беременный. Пока пупок не выскакивает наружу — прямой и жесткий, как выставленный вверх мизинец.
И все это происходит под объективом видеокамеры Агента Краснобая. Запись идет поверх смерти Леди Бомж. Замена вчерашней трагической сцены на сегодняшнюю.
Граф Клеветник держит свой диктофон поближе к главным участникам действия. Пишет на ту же кассету, уверенный, что этот последний ужас будет ужаснее предыдущего.
Эта сцена… мы и мечтать не могли о таком повороте сюжета. При такой кульминации первого акта стоимость нашей истории существенно возрастет. Мистера Уиттиера разрывает на части: событие, свидетели которого — в нашем лице — сразу же сделаются знаменитыми. Как и ухо Леди Бомж, разорвавшееся брюхо мистера Уиттиера — это наш счастливый билет. Чек на предъявителя без обозначения суммы. Купон на бесплатный проезд.
Мы впитывали в себя все детали. Поглощали происходящее. Переваривали увиденное, превращая его в историю. В сценарий. Во что-то такое, что можно продать.
Как его живот, похожий на тыкву, слегка опал, когда давление расплющило диафрагму. Мы пристально изучали его лицо, растянутый рот, зубы, как будто кусавшие воздух, которого не хватало. Уже не хватало.
— Паховая грыжа, — сказал Святой Без-Кишок. И мы все потихонечку проговорили эти два слова себе под нос, чтобы лучше запомнить.
— На сцену… — говорит мистер Уиттиер, уткнувшись лицом в пыльный ковер. Он говорит: — Я готов выступить…
Паховая грыжа… повторяем мы про себя. Из того, что мы имеем на данный момент, хорошей истории не выйдет. Все эти придурки, которых заманили в ловушку. Коварный злодей обжирается, и мы благополучно спасаемся. Нет, так НЕ ПОЙДЕТ.
Мать-природа уже подумывает о том, чтобы снять свое ожерелье из медных колокольчиков и потихонечку принести ему воды.
Директриса Отказ собирается прогулять Кору Рейнольдс мимо двери в его комнату и под шумок протащить туда большой кувшин с водой.
Недостающее Звено уже представляет, как он будет всю ночь бегать на цыпочках в комнату мистера Уиттиера и вливать ему в горло воду, пока тот не лопнет: ба-бах.
— Тесс, пожалуйста, — говорит мистер Уиттиер. — Поможешь мне лечь в постель?
И мы все делаем мысленную заметку: Тесс и Брендои, наши тюремщики.
— Быстрее, на сцену… мне холодно, — говорит мистер Уиттиер, пока Мать-Природа помогает ему встать на ноги.
— Вероятно, шок, — говорит Святой Без-Кишок.
В версии, которую мы продадим за большие деньги, он уже не жилец. Главный злодей умрет, и вторая злодейка примется нас истязать в слепой ярости. Госпожа Тесс, которая держит нас в плену. Морит нас голодом. Заставляет носить грязные тряпки. Нас, ее невинных жертв.
Святой Без-Кишок встает и приобнимает мистера Уиттиера за талию. Мать-Природа ему помогает. Миссис Кларк идет следом за ними со стаканом воды. Граф Клеветник — со своим диктофоном. Агент Краснобай — с видеокамерой.
— Уж вы мне поверьте, — говорит Святой Без-Кишок. — Я кое-что знаю о человеческих внутренностях. Ну, так получилось.
Мисс Апчхи чихает в кулачок, как будто нам все еще нужно, чтобы она умерла. Мисс Апчхи — будущее привидение в этом доме.
Вытерев брызги с руки, Товарищ Злыдня говорит:
— Ну и гадость. — Она говорит: — Ты что, росла в пластиковом пузыре? Или что? И Мисс Апчхи говорит:
— Да, что-то типа того.
Хваткий Сват говорит, что устал, и ему надо поспать. И незаметно прокрадывается в подвал, чтобы испортить печку.
Он пока что об этом не знает, но Герцог Вандальский его уже опередил.
А мы так и сидим под расписным сводом «Тысячи и одной ночи», на шелковых подушках, подернутых плесенью. Пустой пакет из-под тетраззини с индейкой валяется на ковре. Резные слоны поддерживают потолок.
Мы все повторяем про себя: Я кое-что знаю о человеческих внутренностях. Ну, так получилось…
И больше ничего не происходит. И дальше — опять ничего.
А потом мы все встаем, стряхиваем пыль с одежды и идем в зрительный зал, скрестив пальцы, что нам все же удастся услышать последние слова мистера Уиттиера.
Эрозия
Стихи о Мистере Уиттиере
— Мы совершаем все те же ошибки, — говорит мистер Уиттиер, — которые совершали еще пещерные люди.
Так, может быть, это наше призвание: воевать, ненавидеть и мучить друг друга…
Мистер Уиттиер подкатывает свое кресло к самому краю сцены.
Руки в старческих пятнах, лысая голова.
Под большими глазами на выкате, мутными, водянистыми,
Лицо как будто провисло складками дряблой кожи.
В ноздре — колечко.
Дужка наушников плеера.
Тонет в складках морщин за ушами и врезается в кожу на вяленой шее.
На сцене вместо луча прожектора — фрагмент черно-белого фильма:
Почти лысый череп мистера Уиттиера покрыт кадрами хроник военных парадов.
Его рот и глаза едва различимы среди марширующих ног; по щекам, извиваясь, ползут пики штыков.
Он говорит:
— Может быть, страдания и муки — это и есть смысл жизни.
Представьте себе, что Земля — это большая технологическая установка, перерабатывающее предприятие.
Представьте себе барабан для шлифовки камней:
Вращающийся цилиндр, наполненный песком и водой.
Представьте, что ваша душа — угловатый бесформенный камень, который бросили внутрь.
Кусок сырья, природный ресурс: нефть-сырец или минеральная руда.
А боль и вражда — это только шлифовочный материал, который нас полирует, натирает до блеска души, очищает их, учит и совершенствует от перевоплощения к перевоплощению.
А теперь представьте, что вы сами, по собственному желанию, бросаетесь в барабан — вновь и вновь.
Вполне сознавая, что ваше земное предназначение — это страдать и страдать.
Мистер Уиттиер на сцене: узкий маленький рот, в котором, кажется, не помещаются зубы.
