Это мгновение — предвестие. Сейчас будет подлинный ужас. Оно уже пишется поверх смерти мистера Уиттиера, записанного поверх смерти Леди Бомж, записанного поверх Мисс Америки, держащей нож у горла мистера Уиттиера.
Мать-Природа обращается к миссис Кларк:
— Так за что вы его любили?
— Я пришла сюда не потому, что любила его, — говорит миссис Кларк. Она говорит, повернувшись к Агенту Краснобаю: — И не надо меня снимать. На видео я выгляжу просто кошмарно… — И все же она улыбается, миссис Кларк, под жарким прожектором видеокамеры. Улыбается, стиснув зубы. Ее закачанные силиконом губы растягиваются в клоунской улыбке. Она говорит: — Я пришла потому, что увидела объявление…
И она доверилась этому человеку, о котором вообще ничего не знала? Пошла за ним, стала ему помогать? Даже зная о том, что он заманит ее в ловушку? Как-то это сомнительно.
Преподобный Безбожник с его лицом, словно сшитым из кусочков сырого мяса, с его сбритыми бровями, с его ногтями, такими длинными, что он даже не может сжать руку в кулак, говорит:
— Но вы плакали…
— Каждый апостол или ученик, — говорит миссис Кларк, — который бежит за своим спасителем, он в то же время бежит от чего-то другого.
Под злобными взглядами гипсовых воинов, под бумажными орхидеями, выкрашенными и сложенными на манер настоящих, миссис Кларк говорит, что у нее была дочь. И муж.
— Касси было пятнадцать, — говорит она. Она говорит:
— Ее звали Кассандра.
Миссис Кларк говорит, иногда, когда полиция находит тело жертвы убийства, в неглубокой могиле или просто где-нибудь под кустом, там устанавливают микрофон. Это стандартная процедура.
Она кивает на Графа Клеветника, на диктофон у него в кармане.
Полицейские прячутся где-нибудь неподалеку и слушают. На протяжении нескольких дней или даже недель. Потому что убийца почти всегда возвращается к своей жертве, чтобы поговорить. Почти всегда. Нам всем нужен кто-то, кому можно было бы рассказать историю своей жизни, а свое преступление убийца может обсудить только с тем человеком, который точно его не накажет. Со своей жертвой.
— Даже убийце нужно с кем-нибудь поговорить, рассказать о себе, и эта потребность так велика, что он непременно придет на могилу или к телу, которое уже начало разлагаться, сядет рядом и заведет бу-бу-бу на несколько часов. Пока его собственные слова не наполнятся для него смыслом. Пока убийца сам не поверит в историю о своей новой реальности. В которой его преступление было правильным,
Вот почему полиция ждет.
По-прежнему улыбаясь, миссис Кларк говорит:
— Вот почему я пришла сюда. — Она говорит: — Как и всем вам, мне просто хотелось рассказать свою историю…
В теплом круге света видеокамеры, миссис Кларк говорит:
— Я вас очень прошу. Пожалуйста. — Она закрывает лицо руками и говорит сквозь плотно сжатые пальцы: — Именно видеокамера и погубила мой брак…
Глядя в прошлое
Стихи о миссис Кларк
— Вы готовите для себя преемника, — говорит миссис Кларк, — чтобы он занял ваш опостылевший за долгие годы пост.
Когда растите и воспитываете ребенка.
Миссис Кларк на сцене, руки скрещены под грудью, так чтобы локти лежали в ладонях — чтобы поддержать бюст, на который отважилась та, другая женщина, которая была смелее.
Та, которую было труднее сломить.
Эта грудь — напоминание об ошибках, которые, как она очень надеялась, станут ее спасением.
Ее веки обведены ярко-оранжевым: самый писк моды для перманентного макияжа лет двадцать назад; губы, закачанные силиконом до размеров и формы больших присосок.
Выкрашены в перманентный, давно забытый оттенок заиндевелого персика.
Ее прическа и стиль одежды застыли на той отметке из прошлого.
Когда она потеряла уверенность и отказалась от дальнейших рискованных экспериментов.
На сцене вместо луча прожектора — фрагменты из фильма:
кадры семейной хроники.
Девчушка в бумажном колпаке,
С резиной под подбородком,
Задувает пять свечек на торте.
— Прежде, чем тебя спишут в утиль, — говорит миссис Кларк, — ты учишь этого маленького человечка:
Не трогай! Там горячо!
Убери ноги с дивана!
И еще: ни в коем случае не покупай вещи с пластмассовой молнией.
Делая подобные замечания, ты волей-неволей оглядываешься назад, на каждый сделанный тобой выбор.
На каждое звено в длинной цепи уроков за всю свою жизнь.
И глядя в прошлое, вспоминая прожитые годы, ты начинаешь осознавать, как мало ты знаешь, как скуден твой жизненный опыт, как ограничена твоя жизнь.
Жизнь, где все было мелким:
и присутствие духа, и любопытство.
Не говоря уже о стремлениях.
Миссис Кларк на сцене, от вздоха вздымаются груди, огромные, как горы суфле,
или большие буханки хлеба,
а потом опускаются, оседают, ложатся на место.
Она говорит, что, наверное, лучший совет, который ты можешь ей дать, — это то, что нельзя говорить своим детям:
Не потеряй убеждения, что ты пуп Земли,
Не слушай ничьих идиотских советов,
Ты сама знаешь, что делать,
Ты — непогрешимая,
Ты — всеведущая.
Ныне, и присно, и во веки веков,
каждый день:
Пользуйся контрацептивами.
На завершающем этапе
Рассказ миссис Кларк
Тесс и Нельсон Кларк, Первые пару дней они еще жили, как будто ничего не случилось. Это значит, что утром они вставали, собирались на работу, садились в машину. Ехали в офис. По вечерам молча сидели на кухне. Что-то ели.
И что с того?
Им звонили из проката, просили вернуть видеооборудование.
Нельсон был дома, с Тесс, или его не было.
На третий день она встала с постели, только чтобы сходить в туалет. Даже не потрудилась позвонить на работу и сказать, что заболела. Ее сердце все билось и билось, что бы она ни делала. Это не значит, что она что-то делала.
Не стоило тратить усилий на то, чтобы начинать пить или высчитывать длину шланга, чтобы он дотянулся от выхлопной трубы до окна у водительского сиденья. И уж конечно, не стоило тратить усилий на то, чтобы идти на прием к врачу и выдумывать правдоподобную ложь, чтобы он выписал ей рецепт на хорошее, сильное снотворное. Авсе остальное, что она могла сделать: скажем, взять бритву и перерезать себе вены, — это казалось очередным глупым планом, который все равно не решит все проблемы.
