В 2006 году шли клинические испытания, и единственным побочным эффектом оказался легкий отек мозга, что без труда снималось коррекцией дозы. К декабрю 2007 года препарат перешел на третий этап, и в испытания было вовлечено более 2000 больных по всей Европе и Северной Америке в возрасте от 50 до 85 лет.
Это была самая серьезная, самая отважная попытка одолеть деменцию. Алоис Альцгеймер лишь описывал, что видел, Уильям Саммерс сумел притормозить проявление симптомов, а Дейл Шенк претендовал на то, чтобы вовсе избавить человечество от этой болезни. Испытания шли полным ходом, и тут в игру вступили американские фармацевтические гиганты Pfizer и Johnson & Johnson: они вложили в «бапи» сотни миллионов долларов – ведь это была серебряная пуля, чудодейственный бальзам, который положит конец эпидемии.
Но и здесь ученых ждала неудача. В августе 2012 года появились результаты всех испытаний третьего этапа, и оказалось, что терапевтической пользы «бапи» не приносит и улучшает память не лучше плацебо. Поскольку цена неудачи оказалась космически огромной, Johnson & Johnson и Pfizer поспешили прекратить работу над препаратом.
Амилоидная гипотеза вызывала все больше сомнений. Подозрения появились даже у первых и самых авторитетных сторонников этой теории. В их числе был и Завен Хачатурян, директор Национального альцгеймеровского общества, принявший на работу Джорджа Гленнера, главного разработчика амилоидной теории.
– Амилоидная гипотеза укоренилась в умах научного сообщества так прочно, что доказательства уступили место слепой вере9, – сказал он в интервью, а затем добавил: – Никто не задался вопросом, верны ли наши представления о главной причине болезни.
Свои сомнения были и у Шенка, однако в самой организации испытаний было три очевидных недочета. Во-первых, как определить, что у человека именно болезнь Альцгеймера? Точный диагноз можно поставить лишь посмертно, а ведь, может статься, у больного какая-то другая деменция. Во-вторых, не было четких критериев разграничения ранней и средней стадии заболевания, а это, вероятно, исказило общие результаты. А в-третьих, Джон Харди и многие другие «баптисты» единодушно считали, что доза была слишком низкой: риск риском, но церемониться в этой битве не следует.
– Мы не могли определить, кто болен, а кто нет. Не различали слабую и среднюю степень. «И были вынуждены придерживаться малых доз», – сказал Шенк.
К тому же испытаниям недоставало критериев успеха, а это тоже мешало делу. Повседневная жизнь у всех разная, пояснил Шенк. Кто-то любит решать кроссворды, кто-то читает или шьет, а между тем Агентство по контролю за лекарствами и продуктами питания требовало, чтобы кандидаты в испытуемые получили высокие оценки по двум разным наборам тестов на когнитивные навыки, а не по одному, как обычно. Поэтому планка успеха была поднята очень высоко.
– На самом деле некоторым это лекарство и правда могло бы помочь, и это очень грустно, – сказал Шенк.
Вскоре критические замечания Шенка получили отклик: ученые пересмотрели действие препарата при помощи мощных новых технологий. В Питсбургском университете в штате Пенсильвания разработали радиоактивный краситель, который связывается с бета-амилоидом у живых испытуемых. Он получил название PiB (Pittsburgh compound B, «Питсбургский состав В») и в сочетании с привычным сканированием мозга показывает распространение амилоида в мозге10. Это был мощный диагностический инструмент. У носителей APOE4 сигнал PiB был ярче, как и у носителей мутаций предшественника бета-амилоида. Однако, к изумлению всех участников испытаний «бапи», у 30 % получивших вакцину результат исследований при помощи PiB оказался отрицательным. Болезни Альцгеймера у них не было. Им поставили неверный диагноз.
Так что недочеты испытаний и неоднозначные результаты дали ученым достаточно оснований для дальнейших исследований вакцинной терапии. Они работают над ней и сегодня.
Тут я был вынужден спросить Шенка, что он сам считает причиной болезни Альцгеймера. Он умолк и тяжело вздохнул.
– Я думаю, причин у нее несколько. По-моему, она как ишемическая болезнь сердца, и если у человека есть бляшки и клубки, это все равно что сказать, что у него атеросклероз. Бывает, что атеросклероз у человека есть, а ишемической болезни сердца нет. И хотя все считают меня «баптистом», дело в том, что амилоид – самая легкая мишень для разработки терапии. Потому-то мы на нем и сосредоточились.
Я рассказал ему, как беседовал с Джоном Харди и Алленом Розесом и как Розес обижен на недостаток внимания к своему открытию APOE4. Шенк понимающе улыбнулся:
– Ну так Джон Харди – генетик. А Аллен Розес – философ. И обижается, скорее всего, потому, что считает, что мы ошиблись с целью. Вероятно, он прав. Но я Богом клянусь, что мы старались выявить ее как только могли. Программа исследований APOE4 есть у всех. Мы занимались ими восемь лет. Ничего не вышло. Это не значит, что APOE4 и клубки – неправильная цель. Просто найти препарат против них оказалось сложнее.
Каким же должен быть метод лечения с учетом всего этого?
– Честно говоря, я предпочитаю говорить не об излечении, а об обуздании болезни Альцгеймера. Понимаете, это все равно что спрашивать, как лечить сердечную недостаточность. Да и то – сердце пересадить можно, а мозг нельзя. Поэтому, наверное, в конце концов найдут метод профилактики болезни Альцгеймера или научатся оттягивать дебют на много лет. Так мы ее и обуздаем.
Этот ответ вызвал у меня противоречивые чувства. Как и многие больные и их родственники, я питал надежду, что найдется средство, позволяющее полностью избавить человека от симптомов, вернуть все как было, а не просто притормозить болезнь, – какое-то лекарство, которое позволит переплыть мрачное море мертвых нейронов и снова вывести память на свет. Возможно, это не такие уж и фантазии (о чем мы поговорим в главах четырнадцатой и пятнадцатой), но до этого явно еще далеко, гораздо дальше, чем до метода «обуздания» недуга по Шенку.
Возникает законный вопрос о значении испытаний препаратов. В прошлом вакцины терпели такой сокрушительный провал, что теперь им придется постараться, чтобы восстановить репутацию. Лично я еще не убежден, что вакцина поможет всем: у болезни Альцгеймера для этого слишком много нюансов. Но если мы считаем, что нам все-таки есть на что надеяться, надо делать ставку на научный урок, суть которого прекрасно выразила женщина, которая не была ни врачом, ни ученым. «Подлинная неудача не нуждается в оправданиях, – писала Гертруда Стайн. – Это самоцель»11.
Мы уже давно знаем, что пантеон науки украшен гирляндами неудач. Неудачи – движущая сила науки, они перекрывают одни пути и открывают другие, они вынуждают нас смотреть на задачу под другим углом. А значит, мы в глубочайшем долгу перед теми исследователями, дело жизни которых привело к тупику. Они тем самым подсказывают нам верное решение.
В целом так называемые «профилактические испытания» полностью изменили расстановку сил на поле боя против болезни Альцгеймера. Представление о болезни Альцгеймера как о процессе натолкнули ученых на мысль о ранней профилактике – однако, как они обнаружили, главное условие профилактики лежит несколько в другой области. Чтобы обеспечить раннюю профилактику, необходима ранняя диагностика.
