Проще говоря, нам нужно больше исследований биологии здорового мозга. Мы восхищаемся собственной способностью строить города и небоскребы, ценить музыку и живопись, разбираться в движении планет и эволюции живых существ, исследовать океанские глубины и запускать космические зонды, но при всех своих достижениях до сих пор не поняли, как работает орган, ответственный за них, и почему он со временем ломается. Чем четче мы установим связь между болезнью Альцгеймера и нормальным старением, тем лучше нам потребуется понимать, как функционирует нормальный мозг: только тогда мы помешаем второму порождать первое.
И все-таки мы понемногу выбираемся из трясины. В 2012 году предыдущий премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон запустил правительственную программу Dementia Challenge, призванную повысить финансирование исследований болезни Альцгеймера более чем в два раза – с 26,6 миллионов фунтов стерлингов в 2010 году до 66,3 миллионов в 2014 году. Американский конгресс тоже согласился повысить финансирование исследований болезни Альцгеймера на 50 % и одобрил в бюджете на 2016 год повышение на 350 миллионов долларов. В Европе частные структуры присоединяются к общественным, и создаются совместные проекты, например, European Prevention of Alzheimer’s Disease, цель которого – создать регистр из 24 000 человек для лонгитюдных исследований и клинических испытаний. И во всем мире крупные фармацевтические компании – Johnson & Johnson, Roche, Novartis – возобновляют прерванную работу над лекарством от этой болезни: в 2014 году они, по данным журнала Forbes, инвестировали в исследования 3,3 миллиарда долларов – это больше частных вложений в пересчете на год, чем за последние десять лет6. Все всегда упирается в деньги.
Но меняется и отношение общества к больным. Когда я слушал Фокса, то невольно обратил внимание на возраст слушателей. Я ожидал увидеть в основном людей средних лет, отцов и матерей, которые ухаживают за своими престарелыми родителями. Но слушателям на вид было от 18 до 30. Когда я спросил у некоторых из них, почему они пришли, оказалось, что по той же причине, по которой я решил написать эту книгу: узнать, что случилось с их бабушками и дедушками. Кампания Фокса себя оправдала. Сюда пришло новое поколение нейродетективов, которых толкает на поиски истины неуемная любознательность.
Именно эта любознательность, несомненно, привела к открытию, ставшему переломным не только для исследований болезни Альцгеймера, но и для биологии в целом. Речь идет о коротких повторяющихся через равные промежутки палиндромных последовательностях ДНК – их принято называть сокращением CRISPR (или Clustered Regularly Interspaced Short Palindromic Repeats). В начале 1980-х годов, когда их заметили японские ученые, это были всего лишь повторы в ДНК бактерий. Но в 2007 году выяснилось, что на самом деле CRISPR – это хитроумный молекулярный защитный механизм, оберегающий бактерии от вирусов: когда вирус атакует, CRISPR сначала сохраняет фрагмент ДНК вируса в геном бактерии – записывает угрозу – а затем использует эту информацию, чтобы уничтожать все ДНК с такой же последовательностью.
А в последние годы ученые обнаружили, что CRISPR могут служить и инструментом генетического редактирования человека. Дело в том, что CRISPR состоят из двух частей: фермента Cas9, уничтожающего ДНК вируса, и «молекулы-проводника», переносящей Cas9 к нужному месту генома. Если искусственно изменить молекулу-проводник, ученые теоретически смогут добавлять или убирать произвольные последовательности ДНК. Пока что эта технология лишь в зародыше, но от ее медицинских перспектив дух захватывает. Только представьте себе: вы идете к врачу, вас направляют к генетику, и тот говорит, что у вашего сына муковисцидоз, но все можно исправить – просто уничтожить ген, который вызывает болезнь, и заменить его здоровым. Как будто у мальчика никогда и не было муковисцидоза. Или вы приходите в клинику с неизлечимой, неоперабельной раковой опухолью, однако генетик при помощи CRISPR редактирует ДНК вашей иммунной системы и учит ее находить и уничтожать злокачественные клетки. И, конечно, генетик сообщит, что вы носитель гена APOE4, это серьезный фактор риска болезни Альцгеймера, и предложит заменить его геном APOE2. А заодно посоветует выявить и отредактировать все остальные генетические факторы риска болезни Альцгеймера.
Знатоки кино уже провели параллели со снятым в 1997 году фильмом «Гаттака» – футуристической драмой о мире, где генная инженерия достигла немыслимых высот, а в результате геном каждого новорожденного секвенируется и редактируется, что обеспечивает здоровье и долголетие. Я не погрешу против истины, если скажу, что CRISPR – первый шаг к такому будущему.
Когда настанет этот день, а он настанет, несомненно, возникнут этические вопросы, касающиеся таких «дизайнерских детей»: вероятно, родители захотят модифицировать гены, отвечающие за интеллект, физическую силу, поведенческие черты и даже сексуальные предпочтения, что, возможно, приведет и к обратной стороне медали, о чем и рассказано в «Гаттаке»: к предрассудкам новой разновидности – генетическим – и к профессиональной дискриминации. Философ Филипп Китчер назвал это «проблемой евгенического невмешательства». Понять, где провести грань, будет непросто, но если действовать осмотрительно и последовательно, подобное будущее так и останется антиутопией.
Когда лекция Фокса закончилась, я прошелся по выставке. Там было множество бодрых и энергичных исследователей, которые демонстрировали разные упражнения и игры, направленные на профилактику болезни Альцгеймера. В частности, публике предложили огромную «стену памяти», где посетители должны были записывать свои самые яркие воспоминания. Я поглядел, что они писали: «Помолвка в Сахаре», отметил кто-то, «Как песок жег ноги на греческом пляже», писал кто-то другой. «Как мама причесывала меня, а я смотрела на синюю машину».
В соседнем зале играли в старомодную «стрелялку» – видеоигру в «болезнь Альцгеймера», где надо было оборонять виртуальные нейроны, отстреливаясь от белков-убийц – бета-амилоида и тау. Была там и игра «Операция “Альцгеймер”» – огромная пластмассовая модель ДНК, которую нужно было чинить, включая и отключая отдельные гены. Были здесь и цитологи, показывавшие изображения мозгов в чашке Петри, физиотерапевты, рассуждавшие о пользе спорта и вреде черепно-мозговых травм, нейрофизиологи, соловьем заливавшиеся о Терри Пратчетте и задней корковой атрофии. И так далее и тому подобное. Алоис Альцгеймер не поверил бы своим глазам.
На сегодня самые перспективные исследования – это терапия, нацеленная на бета-амилоид. В августе 2016 года американская биотехнологическая компания Biogen опубликовала первые результаты клинических исследований нового препарата «Адуканумаб» – это антитела, сконструированные таким образом, чтобы очищать мозг от бета-амилоида, задействовав его собственные иммунные клетки. У 165 испытуемых на легкой стадии болезни Альцгеймера лекарство, вводимое в виде инъекции ежемесячно в течение года, снизило уровень бета-амилоида и замедлило когнитивный упадок. Такие результаты прочат большое будущее и новым разработкам фармацевтических гигантов – ингибиторам бета-секретазы, которые должны мешать выработке бета-амилоида и тем самым пресекать процесс в самом начале. Теперь задача фармакологов – повторить успех в ходе более крупных испытаний. Что касается остальных областей исследований, быстро набирающих размах, – а это исследования клубков, нейрогенетика, технология стволовых клеток, «молодая кровь», прионная биология, лекарства от рака, применяемые для лечения других заболеваний, механизмы задней корковой атрофии, влияние образа жизни, – здесь тоже открываются самые благоприятные перспективы: возможно, здесь найдутся инструменты, которые позволят отточить лезвие амилоидной терапии либо создать целую плеяду специализированных препаратов для тех, кому амилоидная терапия не поможет.
