Я хочу надавать ей по рукам, потому что она каждую свободную минуту проверяет на месте ли бриллиантовые серьги, которые мы подобрали ей из…моей коллекции. Для себя я выбрала бриллиантовое колье, которое опоясывает шею и стелется по плечам и груди, компенсируя глубину моего декольте.
Это колье…Марат подарил мне его на четвёртую годовщину свадьбы. Он всегда был исправен в этом вопросе. Я швырнула вещицу ему в лицо, а он за это…отымел меня на своем рабочем столе. Голую и в колье.
Боже.
Два раза.
Это было…не так давно.
Прекрати!
Чувствую, как печёт внутри.
Прекрати!
Сейчас…
— Это моя сестра, Тинатин, — говорю Фариде, откашлявшись. — Я о ней говорила.
— Да, я помню, — отзывается хозяйка, пристально изучая Тину. Кошусь на сестру и кусаю губу, потому что её подбородок ползёт вверх, а в глазах пляшут первые черти.
— Тебя можно поздравит?! — Спрашиваю по-дурацки звонко, чтобы отвлечь на себя внимание.
Лицо Фариды загорается, как лампочка. Она опускает руку на свой округлившийся живот и смущённо кивает. Последний раз, когда я видела её, ничего такого не заметила. В последний раз, когда я была в этом доме, устроила пьяный дебош, с которого меня уволок Максут.
От вида этого живота моё сердце пронзает боль и зависть. Эмоции настолько неожиданные, что я на секунду теряюсь, боясь, что она прочтёт это в моих глазах.
Я хочу спросить…
Хочу схватить её за плечи и спросить, будет ли ОН сегодня здесь?!
Неизвестность просто убивает меня! Об этом я думала всю последнюю неделю. И когда влезала в это платье тоже!
Я хочу осмотреться. Хочу отыскать его в толпе, но я просто знаю, что его тут нет.
Чувствую это.
Моё сердце ноет от разочарования.
Фарида откашливается тоже и говорит, беря мою руку в свою, чем очень трогает:
— Сегодня здесь моя бабушка. Она возглавляет фонд вдов и матерей…она узнала о твоей идее…ты же не против?
— О…конечно нет, — заверяю её, а сама напрягаюсь.
— Тогда пойдём. — Кивает Хозяйка, ведя нас за собой.
Через широкую арку в одну из гостиных первого этажа.
«Бабушка» Фариды, старая ворчливая старуха, поэтому я готовлюсь к худшему. Она вдова со стажем длиной во всю мою жизнь. Очень богатая вдова.
Это для дела, Мира, напоминаю себе.
Для дела!
Ты справишься.
Ох, ладно…
Закутанная в чёрное сгорбленная фигура ожидает у камина в мягком королевском кресле. Не думаю, что ей есть дело до почившего мужа. Просто ей нравится вносить в любую обстановку нотку своего подавляющего присутствия.
— А, Джафарова! — Дребезжит она, осматривая меня с головы до ног бесцветными цепкими глазами. Мои внутренности скручивает от этого обращения, и я прекрасно знаю, что судьба не была столь услужлива, чтобы наградить её старческим слабоумием. — А это кто с тобой? — Переключается она на Тину.
— Тина. — Спокойно представляется сестра.
Фарида становится за креслом и ободряюще нам улыбается.
— Это твоя мать сбежала с каким-то альфонсом? — Спрашивает бестактная старуха, задирая крючковатый нос, как ищейка.
— С учителем английского языка. — Вкрадчиво поправляет сестра.
— Ничего не скажешь, хороша родня, — шваркает та.
Делаю глубокий медитационный вдох, слыша сопение Тины справа.
Мои ладони начинают потеть.
Я могла творить всё, что угодно, но сейчас я очень боюсь выставить себя дурой на глазах у этой старой сушёной карги. Потому что об этом узнает весь город. В этом мире репутация — всё. Если я оплошаю, меня не примут больше нигде и никогда!
— Сядьте! — Снисходит наша собеседница, ткнув своей тростью на маленький диван напротив.
От камина идёт слишком навязчивое тепло. Слишком навязчивое для тех, кто не разменял десятый десяток.
— Ведьма. — Шикает Тина мне на ухо.
Опускаемся на диван синхронно. Я складываю руки на коленях, скрестив лодыжки. Тина демонстративно закидывает ногу на ногу.
Старуха изучает нас так, будто у неё в запасе всё время мира. Цокает языком, в ответ на собственные мысли, переключаясь с меня на Тину, и с Тины на меня.
Я хочу скорее покинуть это место, но эту чашу нам придётся испить до дна.
— Ну, и? — Выгибает старая ведьма брови. — Хотите, чтобы я дала вам денег? Если я дам, все дадут. — Без особой гордости констатирует она.
Смочив слюной пересохшее горло, говорю уклончиво:
— Мы не знаем…с какой столкнёмся потребностью…пока не знаем. Но, даже сейчас требуются большие вложения… — чёрт! Не мямли! Соберись! Она сверлит меня глазами! Слишком умными для её возраста. Я никогда не вела переговоры. Я не знаю, как себя вести. — Ремонт здания и…и персонал. — Продолжаю, теряя уверенность. — Мы решили, что в персонал будем набирать только женщин. В наш центр мужчинам вообще вход будет запрещён…
Издевательский смешок лишает меня концентрации. Облизнув губы, перевожу глаза на обидчика и тут же теряю нить своих мыслей.
Потому что…
В арочном проёме стоит…мой любимый муж…в окружении группы мужчин…
А издевательский смешок принадлежит Аиду, который стоит, положив руки в карманы брюк, и внимательно слушает.
Я…тону в полуночных глазах его брата.
Три месяца…
Три!
На НЁМ чёрный костюм и бабочка. И эта борода, которая делает его таким притягательно близким незнакомцем. Мечусь по его телу глазами, сжимая пальцы до боли.
Марат…
Моё сердце сходит с ума. Вся тянусь к нему. Не осознанно. Забываю обо всём. О старой ведьме, о цели, о Тине…
Привстаю, собираясь…
Какого чёрта?
Что я делаю?!
Взгляд Марата становится пугающим.
Едва заметно он отрицательно качает головой. Во всей его позе, в его тяжёлом взгляде и напрягшихся скулах читаю жёсткий приказ:
«На место, Мира. Сидеть.».
И я покорно опускаюсь, замечая в его глазах странный блеск. Подобие облегчения.
Быстро отворачиваюсь, пытаясь собрать свои мысли, и прижимаю руку к горлу.
Смотрю на старуху исподлобья. Её посверкивают и хищно горят. Она с восторгом смотрит то на меня, то на арочный проём, и громко замечает:
— У тебя нет образования. Как ты собралась провернуть всё это?
Я теряюсь.
Мои щёки горят. Пылают.
