На большой кровати стёганое одеяло в деревенском стиле, на кресле лохматая розовая подушка…
Марат смотрит по сторонам лишь секунду, а потом уверенно проходит внутрь, не отрывая глаз от колыбели…нашего сына…
Пожалуйста…
Пусть он полюбит его так же, как я…
С первого взгляда…
Отхожу в сторону, скрестив на груди руки, и глядя себе под ноги…
Смотрю в потолок, чувствуя, как колотится сердце.
Поворачиваю голову, робко поднимая на него глаза.
Он озадаченно смотрит на Даура. Опустив руки вдоль тела и выгнув брови. Стоящий за его спиной Аид выглядит не менее озадаченным и удивлённым.
Мои щёки начинают гореть.
Чёрт возьми!
— Ювелирная работа… — в кулак бормочет Аид.
Губы Марата вдруг разъезжаются и мой муж…начинает хрипло смеяться. Вместе со своим хамским братом!
Они смеются!
— Очень смешно! — рычу я, подпрыгивая на месте.
Они не обращают на меня внимания, продолжая разглядывать Даура, а он…мой маленький самый любимый на свете мальчик…тоже смеётся!
Впервые в своей шестимесячной жизни, мой сын смеётся, глядя на…старших Джафаровых!
Раздосадованная и злая, топаю к двери и вылетаю в коридор, где зажмуриваюсь и мысленно ору!
А потом сокрушенно смеюсь, прижавшись лбом к стене.
Глава 25
Покусывая губу, наблюдаю за тем, как братья Джафаровы передают друг другу моего сына. Рассматривают его на вытянутых руках, как какую-то диковинку!
На лице Марата Джафарова ленивая улыбка превосходства.
Я не видела его улыбок…очень давно.
Ты его год не видела.
Обязательно напоминать об этом?
Хмурюсь, тряхнув головой, и начинаю менять местами всякие предметы, делая вид, будто прибираюсь, циркулируя вокруг них по комнате.
Разумеется, в какой-то момент Даур устал терпеть подобное обращение на голодный желудок и разразился рёвом.
Бросаю всё, чем “занималась” и иду к ним, привлекая его внимание звоном своих туфель. Он убавляет громкость, выворачивая голову.
Деловито замечаю, подойдя к Марату:
— Он не любит чужаков.
— Мы не чужаки. — Буркает Аид, суя плачущего ребёнка отцу.
— Вы посторонние мужчины. — С удовольствием отмечаю я и добавляю, заглянув в глаза Марата. — То есть, чужаки.
— Ясно. — Сухо бросает Аид, кладя руки в передние карманы джинсов. — Я пойду, осмотреть, раз так.
Игнорирую его.
Марат опускает подбородок, глядя мне в глаза, и целует макушку Даура, придержав головку ладонью. А потом…проводит по ней носом и целует опять!
Этот коварный, коварный жест ломает мою защиту!
Разносит в дребезги!
Сжимает сердце!
Сжимает мои внутренности!
— Ему пора есть… — хрипло говорю я, быстро забирая у него сына и прижимая к себе. — И тебе тоже…пора…
— Я никуда не спешу. — Спокойно отзывается он.
Поднимаю на него глаза, поджав губы. Он непробиваемо спокоен. Уверен в себе!
— Это я уже поняла. — Бросаю прохладно. — Ты целый год к нам добирался.
— Ты скучала?.. — усмехается он, и я понимаю, что тема его…отсутствия для меня закрыта.
Он не станет это обсуждать.
Не станет, и всё тут.
Мне обидно.
Я злюсь и сообщаю:
— Это мой дом.
Он молча обводит глазами комнату от пола до потолка, а потом спрашивает, тараня мой взгляд своим:
— Хочешь, чтобы я ушёл?
Сжимаю губы и отворачиваюсь, чтобы опустить Даура в кроватку.
Он знает, что не хочу!
Знает, чёрт бы его побрал!
Я не хочу, чтобы он уходил…
Хочу, чтобы остался с нами.
Он поцеловал меня там, в своём огромном кабинете, и выяснил всё, что ему было нужно!
Что я по-прежнему его хочу. Что сгораю, от одного его касания. От одного его поцелуя. Всё, что ему нужно, просто прийти и взять! Я уже открыла ему дверь! И я люблю его, когда не ненавижу. И жду, как последняя дура.
Чёрт бы его побрал!
Выпрямляюсь и подхожу к столу, на котором стоит детская бутылочка с разогретым ужином Даура, которую я забрала у Фати, пока выгуливала своим последние мозги!
На обратном пути сбрасываю туфли и, подойдя к двери, поворачиваю замок.
Оборачиваюсь только после третьего удара сердца.
Чувственная дрожь проходит по моему телу, когда я ловлю его взгляд.
Его брови слегка нахмурены, а сам он неподвижен. Провожает меня глазами, поворачивая следом голову. Отдаю сыну бутылочку и, убедившись в том, что он держит её как следует, разворачиваюсь к его отцу.
Молча подхожу к нему вплотную и сознаюсь, глядя на него снизу вверх:
— Я вчера целовала другого мужчину.
— Что ты делала? — удивлённо спрашивает он.
Улыбаюсь, медленно обходя его вокруг.
Марат резко поворачивает голову, демонстрируя мне свой хмурый профиль.
— А ты что, оглох? — мурлычу я, обнимая его за талию со спины.
Прижимаясь к нему щекой и телом, закрывая от наслаждения глаза.
Я не хочу, чтобы он уходил…
Больше всего на свете я хочу, чтобы он остался.
Секунду просто чувствую его.
Твёрдость его мышц. Его дыхание. Удары его сердца.
Как давно это было…
С удовлетворением отмечаю, что он зол. Как же сладко злить его.
Он молчит, поэтому я продолжаю:
— Мне не понравилось…
Молчит.
Провожу ладонями по его груди, чувствуя каждую впадинку, крупные рёбра под стальным каркасом, плоский мускулистый живот.
Он такой сильный…
Моё тело наполняется желанием. Распутным удовольствием. Я знаю, на что это тело в кольце моих рук способно.
— Что скажешь? — спрашиваю, водя носом по тонкой шерсти, которая хранит его запах. Прямо между лапаток.
— Что ты хочешь услышать? — бросает он прохладно.
На самом деле, меня пронзило сладчайшее удовольствие от этого удивления в его голосе. Мне этого достаточно, поэтому пробираюсь под джемпер, касаясь тёплой кожи его живота.
Он вздрагивает.
Щекочу его прямо по краю пояса брюк.
