— Я думал, Эш, что уже потерял тебя! Ты одна не поверила. Даже Рони молчал.
— Ты никогда не лгал мне. А Рони… Он привык судить по себе.
— Жизнь в тюрьме похожа на ад. Единственное светлое пятно в каждом дне — это мысли о тебе. Но они же и убивали. Зная, что не отпускаю тебя — я себя ненавидел. Так почему, Эшли?
Я поворачиваю голову и целую его шею, скулу, губы. Обнимаю крепче, понимая, что никогда не отпущу.
— Потому что ты обещал, что у нас будет будущее. Поверь, Мэтью Палмер, ты самый лучший! А еще потому, что твои глаза умеют говорить. Что бы ни случилось, я всегда буду им верить!
Мне нравятся его губы, они умеют быть требовательными и нежными. Так же, как руки, забравшиеся под одежду, умеют быть жадными и ласковыми. Они разжигают во мне огонь и заставляют плавится. Отвечать на поцелуи не менее пылко и раздевать Мэтью в ответ. И я совсем не смущаюсь ни его наготы, ни своей, когда мы оказываемся обнаженными, наконец-то уединившись от всех.
Мэтью сильный и он легко приподнимает меня под ягодицы, увлекая к кровати. Ложится на нее, опирается плечами о спинку и притягивает меня к себе ближе. Усадив на бедра, наклоняет голову и находит губами мою грудь. Ласкает ее горячим языком, жадно приникая ко мне, оплетая своей страстью и заставляя мое сердце стучать, а низ живота гореть и пульсировать от желания. До ясного и откровенного абсолюта, не оставившего и сомнения в намерениях сегодняшней ночи.
Мы оба совершенно точно знаем, чего хотим.
Подавшись ко мне, Мэтью вдруг садится прямее и находит мои губы. Касается неба языком, словно выпивает меня. С трудом оторвавшись, гладит мои волосы, смотрит в глаза и вновь приникает к губам. Целует то нежно, то жадно, и если любовь — такая же необходимость, как дышать, то это она. Потому что за страстью есть место особенным прикосновениям и словам.
Я вздрагиваю и выгибаюсь ему навстречу, когда он касается меня там, где я хочу его чувствовать. Сжимает пальцы на бедрах, приподнимая меня, пока я сама целую край его губ, потеряв ощущение времени.
— Эш, милая, скажи, что я могу… что нам можно…
У Мэтью в голосе так много желания, что его дыхание сбивается, сплетаясь с моим.
Я знаю, о чем он — о моем походе к врачу и защите. Я всегда верила, что наше сегодня обязательно случится, поэтому выдыхаю в губы, заглушая вопрос поцелуем:
— Можно, — улыбаюсь, обвивая его шею руками. — Нам все можно, мой мистер Совершенство! Я у тебя фантастическая, помнишь?..
— Ты у меня единственная, мисс Улыбка… — совершенно серьезно отвечает на это Мэтью, поднимая свой взгляд, от которого я таю с нашей первой встречи. — И любимая. Я болен тобой и не хочу выздоравливать. Не верь, если тебе скажут другое.
Ощущения близости потрясающее. Мне так хорошо, что я не прячу ни единой эмоции, когда мы любим друг друга, больше без расстояния между нами и стен. Позволяю своему парню вести нас так, как ему хочется, потому что сама упиваюсь им. Мне еще многое предстоит открыть в сексе, но я готова идти этим путем. Нет ничего зазорного между людьми, когда они любят.
Теплые ладони гладят мою спину и поднимаются под волосы. Перебирают густые пряди, рассыпая их по моим голым плечам.
— О боже, Эш… ты горяча, как солнце. Я согласен гореть в тебе вечно, только бы ты была со мной. Клянусь, я сделаю все, чтобы ты не пожалела о том, что поверила! И не забуду…
Мне тоже хорошо с ним. Его тело и губы опаляют, а слова зажигают в сердце искры радости и надежды.
— Я буду, Мэтью! Как же иначе, если я люблю тебя…
Мы кончаем вместе, заглушаем стон глубоким, неспешным поцелуем, и в наших телах еще долго звенит удовольствие, растекаясь истомой под кожей. За эту ночь мы позволим себе еще раз забыться, и расстанемся только под утро, с трудом отпустив друг друга.
— Закрой глаза, мисс Улыбка. У меня для тебя есть подарок.
Мы стоим у окна уже одеты, и Мэтью наклоняется к моему виску. Касается его носом, отводя спутанные пряди с плеча и щекоча меня прикосновением.
Я послушно зажмуриваюсь, но со смехом спрашиваю, отозвавшись шепотом:
— Что ты делаешь?
— Хочу забрать с собой твой запах, раз уж не могу забрать тебя.
Он берет мою ладонь в свои руки, и что-то положив в нее, сжимает пальцы в кулак.
— Ой… чт-то это?
— Всего лишь колечко. Оно твое. С Рождеством, Эшли!
Всего лишь?!
Я открываю глаза, но Мэтью уже исчез за окном, тихо и ловко спрыгнув на землю.
Шагнув вслед за ним к подоконнику, я вижу на его красивом лице счастливую улыбку, пока он отступает спиной вперед под зимнюю тень деревьев. Исчезает на дороге, ведущей вниз с холма, уже не услышав мое изумленное:
— Спасибо!..
Колечко золотое, тонкое и аккуратное, с крохотным камешком. Недорогое, но наверняка купленное на заработанные им деньги, — по-другому он не умеет. До сих пор я никогда не носила колец, поэтому долго держу его на ладони, прежде чем надеваю на палец. А надев, отправляю своему парню на мессенджер кучу влюбленных сердечек (вопреки всем советам, что парни такого не любят), и засыпаю совершенно счастливая. Уже точно зная, что все у нас будет хорошо.
Рождество — это время, когда сама природа помогает влюбленным, забывшим об осторожности. И пока я сплю, возобновившийся снегопад понемногу заметает под окном все следы «соседского кота».
Глава 47
Зимний бал в школе Эллисона проходит в последний день уходящего года, и школа горит новогодними огнями.
Мэтью заезжает за мной на старом «Додже» своего отца. Остановив машину напротив центральной аллейки, ведущей к коттеджу, выходит из нее в темном костюме и светлой рубашке — стройный и высокий, широкоплечий парень, которому этот костюм идет к лицу не меньше, чем черные джинсы, высокие ботинки и кожаная куртка. И видеть его — уже лучшее, что может случиться со мной в сегодняшний вечер.
Я вижу его в окно и выхожу навстречу. На мне серо-голубое платье под цвет глаз, с разклешенной юбкой и серебристой атласной лентой на талии, и туфли-лодочки на каблуках. Волосы присобраны высоко на затылке жемчужной заколкой и уложены в легкие локоны, ниспадающие по спине. Они касаются талии и сбрызнуты мерцающим лаком, плечи в платье открыты, и мне приходится накинуть пальто, чтобы не замерзнуть.
