Я словно вернулась в прошлое, куда невозможно было вернуться.
В прошлое, где был только он один.
В моем сердце.
Во мне.
И когда я думала, что так будет всегда.
Хантер вдруг перевернул меня на спину, нависнув надо мной и не переставая целовать. Не отпуская ни на миг и не давая сделать и глоток воздуха. Я застонала прямо ему в рот, когда он стал двигаться. Медленно, размеренно, учитывая мои желания, свои желания.
Наши желания.
Мы стали одним целым.
Единым.
Это было именно то, чего я так отчаянно пыталась достичь все это время. Чего потеряла и лишилась. О чем никогда не забывала. Его руки, его сокрушающая нежность, его ласка. Его любовь.
Его — настоящего.
Каким он был только со мной, и когда позволял мне быть с ним только собой. Не претворяться, не врать, следовать только инстинктам.
Его совершенное тело и мягкие плавные движения, от которых я больше не принадлежала себе. Только ему, только с ним я познала эти ощущения, которые хотела вернуть столько лет с другими.
Но больше никогда не получалось.
Он один знал, как играть на моем теле так, чтобы оно пело под его руками. Один знал, как сделать так, что остальные померкнут, как бледные тени. И он добился того, чтобы я так и не смогла его забыть, хотя пыталась. Ненавидела, проклинала, оплакивала, но в глубине души все равно обожала и ждала. Надеялась, верила, что однажды он вернется.
Я осыпала поцелуями его лицо и губы, царапала его спину и плечи, пока перед глазами сверкали молнии, а ветер бросал через раскрытые окна капли ледяного дождя. Буря разразилась, и обрушилась на землю, сминая под собой пыль и все живое.
А я умерла заживо, на полу, под ним, но его поцелуи вернули меня к жизни. Его поцелуи убивали и воскрешали, клеймили и освобождали. Его поцелуи были погибелью и моим спасением.
Я ощущала под своими руками каждую мышцу в его теле. Он словно танцевал вместе со мной, медленно, плавно, как будто прощаясь и одновременно с этим растягивая краткие мгновения до бесконечности.
— Боже, боже, боже… Да!
Я выгнулась и кончила. А потом раздался грохот, треск и невидимая сила отшвырнула Хантера от меня в сторону.
— Ты что творишь, мудак?!
Снова грохот грома, вспышки молний и треск тропического ливня, но даже сквозь эту какофонию, я услышала удар. Еще. Треснул и разлетелся на щепки чайных столик. Хрустнули стекла. Зазвенела посуда.
Ослепшая, испуганная, потерянная, я кое-как поднялась на ноги. Молнии били, не переставая, освещая происходящее вспышками. Как статичные кадры в уродливом семейном черно-белом альбоме.
Двое мужчин.
И их ненависть.
Черные блестящие ленты, которые оплетали их бледные голые тела. Откуда они взялись? Что это? Почему они становятся только длиннее?
Кровь.
Осколок посуды вспорол мою пятку, когда я попыталась броситься к ним. А они катались и мутузили друг друга по полу, невзирая на осколки стекла, посуды и разрушенной мебели. Белые тела постепенно сливались со тьмой, а во рту появился металлический привкус крови.
— Хватит, Ксай! Не надо!
Та же сила, что оторвала от меня Хантера, отшвырнула и меня в сторону. Я отлетела к дивану, выставив вперед кисть, чтобы обезопасить удар. Пятку прострелило от боли. Осколок вошел еще глубже.
Три секунды отделяли меня от острой безграничной боли.
И потом они истекли.
Я заорала, падая на колени, я была громче грома и ливня, громче того, что слышали эти стены. Вместо истомы и наслаждения эта ночь принесла только в два раза больше боли, которая почти поглотила меня с головой и утянула на дно.
— Убирайся… — Различила я сквозь смыкающийся мрак. — И больше никогда не возвращайся.
Глава 24. Ревность
Я бы с удовольствием сделала вид, что не расслышала вопрос, но по закону подлости Бет задала его в идеальной тишине, когда младенец за соседним столом как раз перестал плакать:
— Так что там с твоим бывшим?
От одного вопроса снова заболела пятка, а кисть заныла под гипсом. От отчаяния я потянулась левой рукой к чашке с кофе, сделала большой глоток и махнула рукой, мол, понятия не имею, о чем она. Но Бет была настойчива.
— Тот бывший, от которого ты хотела избавиться. Еще звонила, спрашивала меня об этом. Это было до вашего с Ксаем отпуска, помнишь?
Я перемешивала сахар в кофе так долго, что у меня самой закружилась голова. Но ответа в чашке не было.
— Что с тобой? — не выдержала Бет.
— Да ничего особенного, Бет. Забудь. Ксай передумал брать его шафером, а я тогда чересчур сгустила краски.
— Так ты рассказала Ксаю, что он твой бывший?
— Да.
И даже переспала с ним на глазах у своего жениха, потому что потеряла голову от страсти, а Ксай потом вышвырнул Хантера из бунгало, велев ему не возвращаться. В этот дом и в нашу жизнь. В разгар грозы. Прямо под ливень. Кромешной ночью. Кажется, он даже не дал ему забрать все свои вещи.
В тот вечер я плохо понимала происходящее, находясь в каком-то пограничном состоянии полуобморока. Вернулась ли я к жизни теперь? Не знаю.
— Они сами поругались, — произнесла я вслух.
— Жаль, что ваш отпуск окончился так резко…
Я неопределенно качнула головой. Разве это жалость пульсирует в моем сломанном запястье? Или разливается горечью по венам? Бет была уверена, что для меня пляжи и ночи любви закончились поездкой в больницу, швами на ноге и гипсом на руке. Но на самом деле, последствий было куда больше.
— Послушай, ну не переживай ты так из-за каблуков! — воскликнула Беттани, а я выдохнула.
Слава богу, наш неудачный разговор Бет списала на нервы из-за подготовки. Любую невесту выбьет из колеи предсвадебной суеты растяжение запястья и пять наложенных на пятку швов.
Осколок вошел очень глубоко, и рана не успеет зажить до церемонии. Сегодня пришлось это признать и сменить каблуки на удобные лодочки. В специально подобранных под платье каблуках я теперь не могла пройти ни шага.
После замены обуви пришлось подшивать и платье, потому что юбка теперь была длиннее, чем нужно, а меньше всего мне хотелось запутаться и рухнуть где-нибудь в проходе церкви. Снова.
Собиралась ли я замуж? Все еще да.
Я говорила, что недостойна Ксая, его любви и заботы обо мне, пока рыдала в больнице, когда мне вытаскивали из пятки осколки. Хотя местный наркоз уже подействовал, я продолжала рыдать в три ручья от боли. Я вообще много плакала той ночью, в том числе из-за того, что мне шептал в ответ Ксандер, обнимая и поглаживая по волосам.
