В 1973 году, на съемках «Трех мушкетеров», в сцене сражения на мельнице Оливеру Риду случайно проткнули горло шпагой. Он чуть не умер от потери крови.
В 1959 году Дик Йорк повредил спину на съемках фильма «Они приехали в Кордуру». Невзирая на постоянные боли, продолжал сниматься еще десять лет, очень успешно играл роль мужа ведьмы в сериале «Околдованный», но в 1969 году его состояние ухудшилось, ему пришлось лечь в больницу, он пропустил четырнадцать серий, и его роль отдали другому актеру.
Мисс Райт пожимает плечами, продолжая бежать по дорожке, перекидывая из руки в руку шарик для упражнений Кегеля. Каждый раз, когда она ловит тяжелый шарик, ее бицепсы напрягаются и проступают под кожей. Она кивает мне, чтобы я перевернула страницу — чтобы взглянуть на очередную шестерку унылых дрочил.
Переворачивая пластиковую страницу, я говорю, что Анабель Чонг однажды сравнила гэнг-бэнг с марафонским бегом. Иногда ты на удивление энергичен и бодр. Иногда полностью выдыхаешься. Но потом у тебя открывается второе дыхание, и ты чувствуешь прилив новых сил.
Лорни Грин, говорит мисс Райт, актер, который снимался в телесериале «Бонанца» — спустя много лет, во время съемок другого телесериала, «Новые дикие дебри с Лорни Грином», на него напал крокодил. И откусил сосок.
Рассказывая об этом, она смотрит на снимки у меня в папке. Она бежит, высоко задирая ноги, согнутые в коленях. Грудь ритмично подпрыгивает под спортивным бюстгальтером. Ее взгляд впивается в одну фотографию. Совсем молоденький мальчик. Юный дрочила. Номер 72. У него точно такие же глаза, как у мисс Райт. И такие же губы. Вполне милый мальчик. И совсем не похож на чудовище, которое откусит тебе сосок.
Со своей стороны, я попыталась распределить будущих участников гэнг-бэнга, как это сделала бы Мессалина — развести самых уродливых, старых, дефектных и жирных дрыщей как можно дальше друг от друга. В среднем вышло по одному откровенному уроду на каждый десяток вполне обычных задротов.
Мисс Райт кивает на знакомое лицо, на любителя подоить ящерку под номером 137, и говорит:
— Этот рьян и горяч…
Хрен с телеящика, которого благополучно оттуда погнали. Вот он и ищет, кому бы заправить с тоски.
Между ног у мисс Райт под черным спандексом вновь набухает какая-то шишка. Ползет вниз по ноге. Вываливается наружу. Мелькает ярко-зеленым на серой дорожке и падает в водосток. Гремит и грохочет, мечется по металлическим трубам, словно шарик в пинболе, в темноте под землей.
— Блядь, — говорит мисс Райт, провожая глазами зеленый шарик. — Это был настоящий нефрит.
Мы с ней наклоняемся над железной решеткой. Смотрим вниз, в темноту. Я говорю, что Аристотель, когда писал свои философские труды, держал в руке тяжелый железный шар. Если он начинал засыпать, рука разжималась сама собой, и шар с грохотом падал на пол. Грохот будил Аристотеля, и он продолжал работать.
— Аристотель? — переспрашивает мисс Райт и смотрит на меня.
Да, говорю. Подлинный факт. Мисс Райт щурится и говорит:
— Это который женился на Джеки О?
[3]
И я говорю: Да, тот самый. Переворачиваю пластиковую страницу. Показываю мисс Райт еще шестерых рукодельников.
Мисс Райт говорит, что знаменитый любовник Казанова вводил во влагалища дамам, с которыми крутил амуры, два серебряных шарика. Утверждал, что они защищают от нежелательной беременности. Потому что серебряные. А серебро — чуточку ядовитый металл. По той же причине некоторые люди едят серебряными приборами, так как серебро убивает бактерии.
Вагинальные грузы, так называет их мисс Райт. Кольца с колокольчиками внутри. Крошечные дилдо. Тяжелые штуки в форме куриного яйца. Ходишь с ними весь день. Когда бегаешь в парке, или катаешься на велосипеде, или занимаешься домашним хозяйством.
Мисс Райт бежит дальше, перебрасывая каменный шарик из руки в руку. Каждый раз он приземляется на ладонь с гулким, тяжелым хлопком. Мисс Райт говорит:
— Вообще-то я люблю бегать, но мне не нравится, когда я гремлю.
Она говорит:
— Иногда я себя ощущаю баллончиком с краской. Камень с тяжелым хлопком приземляется ей на ладонь.
Я переворачиваю страницу. Очередная шестерка дрочильников.
Глядя на номер 600, мисс Райт говорит:
— Старина Бранч Бакарди… — Смотрит вдаль, на зеленый травяной горизонт, за которым исчезла собака, и говорит: — Этот керн-терьер… Маленький песик Терри, который снялся в роли Тото в «Волшебнике страны Оз»… Знаешь, он до сих пор с нами.
Когда собака умерла, ее владельцы сделали из нее чучело. В 1996 году это чучело продали на аукционе за восемь тысяч долларов.
Подлинный факт.
— Причем это был даже не мальчик. Тото-Терри была девочкой, — говорит мисс Райт. — И даже мертвая, эта девочка делает для людей неплохие деньги.
Что-то круглое и тяжелое уже ползет вниз по ее ноге, растягивая черный спандекс.
13
Мистер 600
Эта девочка, Шейла, она кричит — просит, чтобы все заткнулись. Сверяется по своему списку и говорит:
— Номер 21… Мне нужен номер 21.
Мы все затаили дыхание. Стоим, скрестив пальцы и навострив уши. Слушаем, не назовут ли наш номер.
Сверяясь по списку у себя на планшете, Шейла говорит:
— Номер 233 и номер 544.
Она машет рукой, чтобы эти трое поднимались на съемочную площадку, и говорит:
— Идите за мной, джентльмены.
На экранах вверху Касси Райт в накрахмаленной нижней юбке изображает впавшую в отчаяние, разочарованную красавицу с юга, которая никак не может вписаться в богатую семью своего мужа-плантатора. Этот чувак, ее муж, бывший игрок полупрофессиональной бейсбольной лиги, теперь методично спивается и так давно не исполняет супружеский долг, что Касси уже начала опасаться, что он голубой. Она постоянно злится на свекра, которого все называют Большим Папой, и на племянников и племянниц, которых она называет маленькими чудовищами. Водя руками вверх-вниз по белой атласной юбке, Касси говорит: «Я себя чувствую…» Она говорит: «Я себя чувствую сучкой на раскаленной крыше».
Потом этот фильм выходил под названием «Киска на раскаленной крыше».
А потом — под названием «Шлюшка на раскаленной крыше».
Предположительно педерастичного мужа играет Корд. Сидя в инвалидной коляске, он говорит: «Ладно, запрыгивай, Мэгги! Запрыгивай!»
Только туда, на экраны, никто не смотрит. Все наблюдают за Шейлой и тремя чуваками — ждут, когда они доберутся до верхней ступеньки, где Шейла проводит магнитной карточкой по замку, и дверь в киносъемочный павильон открывается с тихим щелчком. Мы все смотрим туда, прикрывая руками глаза — чтобы их не слепил яркий свет, бьющий из распахнутой двери, точечный свет прожекторов и заполняющий свет, сияние галогенных ламп и блеск майларовых отражателей, такой яркий, что больно смотреть. Но мы все равно смотрим. Лица, повернутые к двери — словно отсветы белых вспышек. Темные силуэты Шейлы и троих чуваков растворяются и исчезают в ослепительной белизне.
