Я говорю:
— Слушай, друг, Касси сегодня должны поиметь все шестьсот чуваков, а иначе получится, что ее попросту поимели. Прошу прощения за каламбур.
И малыш, номер 72, говорит:
— Я не могу.
Он вертит в руке свой серебряный крестик и говорит:
— Может быть, если мы с ней сначала поговорим… тогда, может быть, я смогу.
Он говорит:
— Но с тех пор, как приемная мама сказала, ну, то, что сказала… с тех пор, как я узнал правду, я больше ни разу не смог…
Малыш смотрит на свои поникшие, увядшие розы.
Я щелкаю пальцами, вытянув руку над головой — щелкаю пальцами и обращаюсь к тому чуваку с телевидения. Кричу ему:
— Эй, чувак. Ты, который с тряпичным зверем. У нас тут ЧП. Надо срочно спасать положение.
Я говорю ему:
— Мальчику необходима пилюлька, иначе сегодня мы все обломаемся, и не видать нам почета и славы.
Вспышка яркого света — наверху и чуть сбоку. Дверь наверху открывается, и в сияющем белом проеме встает темный расплывчатый силуэт.
— Джентльмены, — говорит силуэт, — мне нужны следующие номера…
А я так и стою, подняв руку над головой, щелкаю пальцами и отчаянно сигнализирую, что нам нужна помощь.
14
Мистер 72
Я рассказал мистеру Бакарди не все. Далеко не все. Когда я впервые выкачивал из Интернета клипы с Касси Райт, мне хотелось увидеть, как она занимается чем-нибудь обыкновенным — нормальным. Ну, я не знаю. Вяжет на спицах. Или готовит еду на кухне. Или сидит и читает книжку, в кресле под лампой, в какой-нибудь милой уютной комнате. Без потоков горячей спермы, извергающихся на нее со всех сторон.
На сетевых форумах и в онлайновых чатах, где фанаты обсуждают каждую родинку и ресничку Касси Райт, цвета и оттенки ее помады на каждой фотке и в каждом фильме — прямо там, в Интернете, парни анализируют и разбирают каждый ее минет, как будто… ну, я не знаю… ну, как будто пишут домашнюю работу за дополнительные баллы. Касси Райт родилась в городе Мизула, штат Монтана. Ее родителей зовут Элвин и Лени Райт. Сейчас они живут в Грейт-Фолс. И да — у Касси Райт есть ребенок. Она родила и сразу отдала ребенка на усыновление. Девятнадцать лет назад.
Я искал в Интернете фотки, где она пылесосит ковер. Или сидит за рулем. Одетая и без всяких штуковин, засунутых ей внутрь.
Я делал заказы с полной предоплатой денежным переводом, и нередко случалось, что заказанные товары не приходили вообще. Но в первой посылке, которую я получил, было портативное влагалище Касси Раит, специальный улучшенный вариант, ограниченный тираж, нумерованная серия. Номер четыре тысячи двухсотый. Коллекционная вещь. Новая, не бывшая в употреблении. Очень компактная, ее можно было носить с собой в школу в кармане джинсов, и запускать левую руку в карман и гладить мягкие складочки и волоски. Я сидел в классе, на задней парте, на уроке современной американской истории, и пальцы левой руки шарили в кармане, вслепую, словно читали азбуку Брайля — пока я не выучил все морщинки и складочки наизусть. Попросите меня назвать столицу штата Вайоминг или Феникс, и я только пожму плечами. Но спросите меня что угодно о рельефе влагалища Касси Райт, и я нарисую вам карту по памяти.
На том портативном влагалище — если нажать пальцем на клитор, он выскакивал и торчал. Если нажать еще раз, он убирался обратно под складочку кожи. Если нажать в третий раз, клитор снова выскакивал наружу. Я повторял эти нехитрые действия бесконечно. Стирал себе пальцы чуть ли не в кровь. Спал с этим сокровищем под подушкой.
Мистер Харлан, наш учитель естественных наук, однажды увидел мозоли у меня на пальцах, когда раздавал нам тетради, и спросил: «Вы учитесь играть на гитаре?» Не знаю. Скажем так, эти часы и недели непрестанного удовольствия отразились не лучшим образом и на влагалище Касси Райт тоже.
Будем надеяться — глядя на некоторых из шести сотен парней, собравшихся здесь сегодня, — будем надеяться, что оригинал все-таки крепче латексной копии. Когда влагалище начало распадаться на части, я стал копить деньги, которые зарабатывал сам — на доставке газет, — а когда набралась нужная сумма, заказал подержанную латексную грудь. Точную копию груди Касси Райт. Причем денег хватило только на одну грудь, на левую. Но каждый вам скажет, что левая — лучше. Разумеется, она не помещалась в кармане. И под подушкой — тоже. Она была слишком большая и годилась только на то, чтобы собирать пыль под кроватью.
Так что я стриг газоны. Собирал и сдавал пустые бутылки. Выгуливал чужих собак. Мыл машины. Сгребал листья в парке.
Но мистеру Бакарди я этого не рассказал. О таком не рассказывают, никому.
Зимой я расчищал дорожки от снега. Выгребал черную вонючую грязь из водосточных желобов на крышах — голыми руками. Купал сенбернаров. Развешивал рождественские гирлянды и постригал изгороди.
А по ночам тискал копию груди Касси Райт. Терся губами о пыльный сосок. Лизал его и крутил двумя пальцами, пока не засыпал.
Я менял масло в огромных четырехдверных машинах, принадлежавших бодрым старушкам. Копил деньги, чтобы купить точную копию Касси Райт — в полный рост, все, как в жизни. Абсолютно реалистичная кукла для суррогатного секса, которая превращает тебя в раба всех старых грымз города. Не знаю.
Я ходил по домам и собирал пожертвования для ЮНИСЕФ, но эти несчастные голодные дети из Бангладеш, которые кушают червяков, не увидели ни цента из тех тридцати баксов, которые мне удалось набрать.
В тот день, когда почтальон принес бандероль, моя приемная мама позвонила мне в школу и спросила, надо ли ее открывать.
Скажем просто: я страшно перепугался. И сказал самую гадкую ложь, которую только способен придумать ребенок. Я сказал ей: «Не надо ее открывать». Я сказал ей, что это подарок — подарок, который я собираюсь сделать ей на Рождество. И пусть это будет сюрпризом.
По телефону мне было слышно, как моя приемная мама встряхнула коробку. Она сказала:
— Тяжелая. Она сказала:
— Надеюсь, ты не потратил на этот подарок все свои сбережения.
Мне было стыдно. Ужасно стыдно.
Эти газоны, которые я стриг, эти собаки, которых выгуливал, машины, которые мыл, — я сказал своей приемной маме, что я хотел заработать побольше денег, чтобы купить ей самый лучший подарок. Лучший подарок для лучшей на свете мамы.
И ее голос — там, в телефоне, — он буквально растаял.
Она сказала:
— Ты мой хороший. Не стоило так беспокоиться…
Когда я пришел домой, посылка лежала у меня на кровати. Действительно очень тяжелая. Даже не знаю, сколько она весила. Где-то между толстенным энциклопедическим словарем и взрослым сенбернаром. Моя приемная мама ушла на свои курсы по украшению тортов. Мой приемный отец был на работе. Дома не было никого. Я открыл посылку, и там внутри — сложенное и свернутое в рулон — лежало что-то похожее на розовую мумию. Что-то кожистое и сморщенное, словно мумия из торфяного болота на фотке в журнале «National Geographic».
