Выдохнув, я отставил чашку с салатом. Есть как-то резко расхотелось. Что ей сказать? Снова придумывать какую-то ложь?
Пока она лежала в неврологии после того злополучного собрания, я ей врал. То есть соврал лишь раз. Ну, она, собственно, и спросила меня всего раз: что у меня с той самой Ларионовой…
Тогда я, не колеблясь, сказал: «Ничего». Добить её правдой я не мог, не посмел. И так боялся за неё, боялся, что повторится тот кошмар, когда она после смерти Вадика будто с ума сошла. Ну и успокаивал, конечно, как уж мог. Заверял, что мы с Таней едва знаем друг друга, что к ней просто лез физрук, а я не мог пройти мимо. Вот и вся история.
– Прошу, не общайся больше с этой семьей. С этой девочкой. Ты же всё понимаешь… Ты поступил благородно, вступившись за неё, но больше не надо… Я не переживу просто…
Физрука, к слову, уволили по её звонку давнему знакомому из департамента. Правда, звонила она ему ещё до педсовета.
После больницы она не заводила разговор на тему меня и Тани. Может, просто не находила удобного повода. А я, с одной стороны, рад был, а с другой, понимал – рано или поздно придется поговорить.
Я взглянул на маму. До чего же трудно сказать правду. Как говорит Таня – проще умереть. И врать я больше не мог и не хотел.
– С ней, да? – догадалась мама и сразу сникла. Тяжело опустилась на стул. Я заметил, как мелко дрожат ее руки, как сама она побледнела. Достал из холодильника капли, отсчитал ровно двадцать, подал ей в бокале с водой.
Она упрямится не стала (а то бывало, что в психозе разбивала о стену), выпила.
– Мам, – присел я рядом, – ну что ты? Она же не при чем.
Мама покачала головой и всхлипнула.
– Она – его дочь. Дочь убийцы Вадика.
– Её младшая сестра погибла из-за Вадика. Она сама росла без родителей. Из-за Вадика. Ты знаешь, как тяжело ей было?
– Ты теперь на их стороне?
– Да ни на чьей я стороне. Я просто хочу, чтобы ты поняла, она ни в чем не виновата.
– Её никто и не обвиняет. И я жалею ее и ее младшую сестру. Я же просила за неё Игоря Федоровича, как ты помнишь. Но я не могу вынести даже мысль, что ты, мой сын, связался с их семьей… – её начало потряхивать, а это плохой знак.
– Не с их семьей, мам. А только с ней.
Она упрямо качала головой.
– Это то же самое. То же самое. Дима, умоляю, не надо, не поступай так со мной… ты же знаешь, я не вынесу… порви с этой девочкой… – всхлипывала она всё горше.
– Мам, я не могу. Я люблю её. Пойми. Я не могу разлюбить её только потому, что ты этого хочешь. И вообще, ну не должно так быть … Ты не вправе запрещать мне… Ты же ломаешь меня сейчас… Пожалуйста, прошу, не заставляй меня делать выбор… невозможный выбор.
Но она больше не слушала меня. Сидя на стуле, она покачивалась взад-вперед и глухо выла. Мелькнула мысль, что зря я, наверное, вывалил на неё всю правду. Может, Таня права, и надо было просто врать и скрываться? Она рассказывала, что тётя тоже на неё давила. Угрожала рассказать всё отцу, которого Таня боялась, стрясла с неё обещание, что она со мной больше не общается.
Потом, когда закончим школу, мечтали мы с Таней, уедем отсюда. Вдвоем. Неважно уже куда. Просто будем вместе и всё, и никто не помешает. Не сможет помешать. Осталось лишь переждать несколько месяцев.
Может, и правда, стоило так же лгать и встречаться тайком?
Да нет, это тоже не вариант. Абсолютно. Но что делать – я не знал. Оставалось лишь надеяться, что мама переживет эту новость, смирится. Люди же ко всему привыкают. Эта ночь, конечно, выдалась опять нелегкой. Но обошлось без срывов. Полночи она рыдала, потом успокоилась. Я же так и не уснул. Боялся за мать, понимая, что если с ней что-то случится… я просто не смогу себя простить.
Утром, перед школой, заглянул к ней в спальню. В воздухе густо пахло корвалолом. Но мама спала. Я наклонился, поцеловал её в щеку, она сонно улыбнулась, и от сердца отлегло. В тот момент я почти поверил, что сумею переубедить её…
37
Восемнадцатого декабря мне исполнилось восемнадцать лет. Вот такое комбо. Если честно, то я давно не трепещу от радости в свой день рождения. Я и отмечала его лишь до восьми лет. Потом надолго праздники, причем любые, ушли из нашей жизни.
Тётя Валя тоже особо не заморачивалась. Пару раз покупала торт, но потом, когда у нее родились свои малыши, ей было уже не до того. Я и сейчас ничего не ждала. Ни отца, ни от неё. Ну, правда, надеялась, что Дима поздравит – там же есть какое-то оповещение в мессенджерах. Но он молчал. И я – тоже. Не выпрашивать же. Хотя, чего уж, было немножко обидно.
А после уроков Дима позвал меня «куда-нибудь». Домой мне не хотелось, и я согласилась. Обычно мы с ним просто гуляли, пока не замерзнем. Потом грелись в каком-нибудь кафе. А тут Дима сразу потянул меня в Сити Молл. Я не совсем понимала, зачем. Шоппинг – это, вроде, не его увлечение. И не мое уж точно. Фудкорты он и вовсе обходит стороной. Что там ещё делать?
Но Дима уверенно направился к эскалатору и меня потащил за собой. Мы поднялись на шестой этаж, где не было ни бутиков, ни салонов, ни кафешек, ни, естественно, народа.
– Что мы тут делаем? – спросила я, оглядев пустое и довольно тесное пространство, хотя все нижние этажи имели просто-таки гигантскую площадь.
Этаж как будто ещё не открылся после ремонта. По всему периметру тянулась глухая стена как заграждение. Лишь в метрах двухстах наблюдалась какая-то жизнедеятельность. Через приоткрытую дверь – единственную в этой «китайской» стене – доносились приглушенные звуки.
Туда Дима и устремился, держа меня за руку.
– Мы куда? Там что? – семеня за ним, спрашивала я, уже предчувствуя что-то необычное.
Но я и не догадывалась, что на самом деле устроил Димка. Оказывается, за этой самой стеной скрывался квест-рум. Стыдно признаться, но до сегодняшнего дня я даже не знала, что это такое. Квест, который он выбрал, назывался «Тайна старого замка». Я, наивная, думала, что там будут обычные декорации из картона, в лучше случае, как в театре. Ну и какие-то ребусы, наверное. И когда девушка-ведущая объявила, что нам необходимо разгадать тайну замка, остаться в живых и найти выход, я только улыбнулась, покосившись на Диму. Мол, точно – театр.
Но когда мы оказались внутри… нет, умом я понимала, что ничего подобного тут быть попросту не может, но антураж… он был настолько искусно сделан, словно мы и впрямь попали в подвал старинного замка. Пыльные каменные стены, ржавые цепи, густые сети паутин, чадящие факелы. Там даже пахло стариной. И, если честно, было страшновато.
Но самое жуткое – это два скелета. Один – в почти истлевшем свадебном платье и фате. Другой – во фраке, то есть в том, что когда-то было фраком. Хорошо хоть они просто сидели рядышком, не шевелились.
