Глава 46
Почти во всех программах реабилитации из двадцати шагов, на четвёртом шаге нужно составить опись своей жизни в зависимости. Каждый уродский, говёный момент своей жизни нужно взять и записать в блокнот. Полный перечень собственных преступлений. Таким образом, они всегда будут держаться у вас в голове. А потом надо все их загладить. Это касается алкоголиков, злостных наркоманов и обжор в той же мере, как и сексуально озабоченных.
Таким образом, можно в любое желаемое время вернуться назад и пересмотреть всё худшее в своей жизни.
Хотя те, кто помнит прошлое, совсем не обязательно хоть в чём-то лучше.
В моём жёлтом блокноте, там всё обо мне, всё изъято по ордеру на обыск. Про Пэйж, Дэнни и Бэт. Про Нико, Лизу и Таню. Детективы просматривают его, сидя от меня по другую сторону большого деревянного стола в звуконепроницаемой комнате. Одна стена из зеркала, а за ней стопудово видеокамера.
А детективы спрашивают меня, чего я рассчитывал добиться, сознаваясь в преступлениях других людей?
Спрашивают меня, что я пытался сделать?
Завершить прошлое, говорю им.
Всю ночь они читают мою опись и спрашивают — что всё это значит?
Сестра Фламинго. Доктор Блэйз. Вальс «Дунайские волны».
То, что мы говорим, когда не можем сказать правду. Что теперь уже значит всё на свете — я не знаю.
Полицейские детективы спрашивают, известно ли мне местонахождение пациентки по имени Пэйж Маршалл. Она разыскивается для допроса в связи со смертью с явными признаками удушения, пациентки по имени Ида Манчини. Явно моей матери.
Мисс Маршалл исчезла прошлой ночью из запертой палаты. Без никаких видимых знаков взлома при побеге. Без свидетелей. Без ничего. Просто растворилась.
Персонал Сент-Энтони подшучивал над её помешательством, сообщает мне полиция, что она, мол, настоящий врач. Ей давали носить старый халат. Так она становилась уступчивей.
Персонал говорит, что мы с ней хорошо спелись.
— Не совсем, — возражаю. — То есть, я с ней виделся, но на самом деле ничего про неё не знал.
Детективы сообщают мне, что у меня не особо много друзей среди персонала медсестёр.
См. также: Клер из Ар-Эн.
См. также: Перл из из Си-Эн-Эй.
См. также: Колония Дансборо.
См. также: Сексоголики.
Я не стал интересоваться, не поленились ли они поискать Пэйж Маршалл в 2556-м году.
Роюсь в кармане, нахожу десятицентовик. Глотаю его, он проваливается.
Нахожу в кармане скрепку. Но она тоже проваливается.
Пока детективы просматривают красный дневник моей мамы, я осматриваюсь в поисках чего-то побольше размером. Чего-то слишком большого, чтобы проглотить.
Я давился до смерти годами. Теперь это уже должно выйти легко.
После стука в дверь, вносят поднос с ужином. Гамбургер на тарелке. Салфетка. Бутылка кетчупа. При заторе в моих кишках, вздутии и боли, получается, что я подыхаю от голода, но есть не могу.
Меня спрашивают:
— Что это в дневнике?
Открываю гамбургер. Открываю бутылку кетчупа. Мне нужно есть, чтобы выжить, но во мне и так по уши собственного говна.
«Это итальянский» — говорю им.
Продолжая читать, детективы спрашивают:
— Что это за штуки, похожие на карты? Все порисованные страницы?
Прикольно, но это всё я забыл. Карты и есть. Карты, которые я составлял, когда был маленьким мальчиком, — глупым, легковерным малолетним говнюком. Видите ли, мама говорила мне, что весь мир я могу переоткрыть заново. Мол, у меня была такая власть. Что мне не обязательно было принимать мир таким, каким он выстроился: весь поделенный на собственность и микроконтролируемый. Я мог сделать из него всё, что хотел.
Вот такая она была ненормальная.
А я верил ей.
И я сую пробку от бутылки кетчупа себе в рот. И глотаю.
В следующий миг мои ноги так резко выпрямляются, что стул летит из-под меня вверх тормашками. Руки цепляются за глотку. Стою, таращась на крашеный потолок, закатываю глаза. Подбородок мой выпячивается далеко вперёд.
Детективы уже привстали со стульев.
Из-за того, что не дышу, у меня на шее набухают вены. Моё лицо краснеет и наливается жаром. Пот струится по лбу. От пота мокнет рубашка на спине. Крепко обхватываю себя за глотку обеими руками.
Потому что мне никого не спасти — ни как доктору, ни как сыну. А раз мне никого не спасти — значит, не спастись и самому.
Потому что теперь я сирота. Я безработный и нелюбимый. Потому что внутри у меня всё болит, и всё равно я подыхаю, только с другого конца.
Потому что собственное отбытие надо планировать.
Потому что когда переступишь раз какие-то границы — будешь переступать их и дальше.
И не сбежать из постоянного бегства. Из отвлечения себя самих. Избегания конфронтаций. Переживания момента. Дрочки. Телевидения. Отвержения всего на свете.
Детективы поднимают взгляды от дневника, один из них говорит:
— Без паники. В жёлтом блокноте всё так и сказано. Он просто прикидывается.
Они стоят и смотрят на меня.
Обхватив глотку руками, не могу втянуть ни капли воздуха. Глупый маленький мальчик, который кричал «Волк!»
Как та женщина с полной глоткой шоколада. Та женщина была ему не мамочка.
И в первый раз, насколько хватает моей памяти, я чувствую умиротворение. Ни радости. Ни печали. Ни тревоги. Ни возбуждения. Это просто все верхние части в моих мозгах закрывают лавочку. Кора головного мозга. Мозжечок. Вот где моя проблема.
Я упрощаюсь.
Зависнув где-то в золотой середине между счастьем и горем.
Потому что актинии всегда хорошо проводят время.
Глава 47
Однажды утром школьный автобус притормозил у бордюра, и пока его приёмная мать стояла, махала рукой, глупый маленький мальчик забрался внутрь. Он был единственным пассажиром, и автобус пролетел мимо школы на скорости шестьдесят миль в час. Водителем автобуса была мамуля.
То был последний раз, когда она вернулась забрать его.
Сидя у большой баранки и глядя вверх на него в зеркальном козырьке, она сказала:
— Ты поразишься, насколько легко можно взять напрокат один из таких.
Она свернула к выезду на шоссе и добавила:
— Так у нас появляется хорошая шестичасовая фора, прежде чем автобусная компания заявит об угоне этого драндулета.
Автобус катился по шоссе, а снаружи катился город, и когда перестали каждую секунду попадаться дома, мамуля сказала ему подойти и сесть рядом с ней. Она достала красный дневник из сумки со всякими вещами, и достала карту, сложенную во много раз.
