— Я поступила так, как считала нужным! Ты не можешь осуждать меня! Это мое решение и моя личная жизнь, которой, к слову, уже ничего не грозит! Мой статус в обществе итак не многим выше, чем статус уличной девки! — сказав это, я снова зажмурилась, пытаясь перетерпеть боль, от которой перед глазами все расплывалось… или виной всему слезы, предательски наворачивающиеся на глазах? О боже, только не это! Но как же трудно думать и говорить о себе так… я никогда не хотела быть такой, всегда была сдержана, скромна, одевалась строго и не всегда по моде — лишь бы не казаться доступной и легкомысленной!
— Лучше бы ты не лезла в это! — бросил Эрик. — Я даже в самом страшном сне не мог представить чего-то подобного! Окажись ты в компании Крайнова, я воспринял бы это легче, ведь ты в него влюблена, но Оливер… вы даже не знакомы! — махнув рукой, он отворачивается.
Я чувствую себя грязной и униженной, словно мне дали пощечину и облили помоями с ног до головы! Кажется, он даже не заметил, как перешел на это фамильярное и приниженное «ты». Австриец, раненый признанием герцога и моим, кажется, не способен замолчать и остановиться.
— Я честно ответил тебе, как именно отношусь к этой девушке, а ты смеешь глумиться надо мной? — наступая и явно намереваясь ударить дядю, произносит Эрик.
Взгляд герцога становится непроницаемым и хладнокровным, он отталкивается от стены, выпрямляет плечи и вдруг бросается на племянника, словно разъяренный тигр, хватает за горло и впечатывает в стену.
— Тебе лучше остыть! — сквозь зубы произносит Оливер, и металлические нотки в его спокойном, сдержанном тоне пугают и заставляют мое сердце замереть.
Я не могу на это смотреть, не могу закричать и остановить их, боль взрывается в голове барабанной очередью, а потом резко отступает, оставляя в голове немую пустоту. Пытаюсь вымолвить хоть слово, но из груди вырывается только болезненный хриплый стон.
— Дьявол! Риана, что с вами!? — голос герцога я слышу, словно через толщи воды, и с трудом разбираю слова и осмысливаю их.
Оливер отпускает племянника и оказывается рядом, тянется ко мне, хватает за плечи и приподнимает в полусидячее положение, заглядывает в лицо. Я ощущаю влагу на губах, облизываю их и пугаюсь, почувствовав металлический привкус собственной крови.
— Я позову доктора, присмотри за ней! И будь добр, не раскрывай своего рта! — с угрозой произносит Оливер и оставляет меня.
«Он снова приведет Робера?» — боль опять просыпается — она мучит меня еще совсем слабым, но ощутимым покалыванием в затылке. Рядом присаживается Эрик, его лицо кажется мне бледным и испуганным, он берет мою руку в свои ладони и осторожно сжимает.
— Простите меня, Риана! — шепчет он севшим голосом.
Я устало опускаю веки и с трудом разлепляю их.
— Пожалуйста, не подпускайте ко мне этого человека, Эрик! — смотрю умоляюще и не сдерживаю слез.
— Оливера? — не сомневаясь в своей правоте, спрашивает он.
— Нет, доктора! Этьен Робер — нехороший человек! Пожалуйста! — я готова умолять и унижаться, только бы не видеть лица врачевателя снова.
— Я не позволю обидеть вас, вы ведь это понимаете, Риана? Посмотрите на меня! Никто не причинит вам вреда! Вы ужасно напугали нас, и вы точно нуждаетесь в немедленной помощи!
Я всхлипываю и зажмуриваюсь — я слишком устала, чтобы сопротивляться.
Глава 18
Я был уверен в том, что ничего серьезного с ней не случилось, но бледное, как мел, лицо и кровь, которая вдруг хлынула носом, действительно напугали меня. «Что это, черт возьми, такое!?» — стремительно распахивая дверь в собственный кабинет, спрашивал я самого себя.
Этьен Робер сидел в кресле, задумчиво разглядывая картину над камином. При виде меня он тут же подобрался, взгляд его стал более сосредоточенным и… виноватым? Это меня удивило, но копаться в догадках было некогда.
— Благодарю за терпение и понимание, Господин Робер, и приношу извинения за свою несколько беспокойную гостью! Я бы хотел, чтобы вы немедленно осмотрели графиню: кажется, ее состояние ухудшилось!
Пожилой француз изменился в лице и с неожиданным проворством поднялся на ноги. Мне еще не приходилось прибегать к услугам этого человека, однако я не раз слышал положительные отзывы о его практике. Робер был уважаемым и опытным лекарем.
— Постойте, герцог, вы должны знать, что графиня Риана Николаевна не будет мне рада: я боюсь, что она не позволит мне обследовать и лечить ее, — несколько взволнованно сообщил Этьен.
— Неужели! — картинно вздохнул я. — Да будет вам известно, что графиня Риана и мне не слишком-то рада, но ей придется потерпеть, а при необходимости, я готов удерживать ее силой. Вы проведете осмотр и скажете, что же все-таки не так с этой девушкой! — я действительно был настроен решительно и не собирался медлить.
— Что ж, в таком случае я постараюсь помочь всем, чем смогу, — вздохнув, ответил Этьен.
Я распахнул дверь, намереваясь пропустить светило медицины вперед, но он снова остановился и с беспокойством посмотрел мне в глаза.
— Вы хорошо знакомы с графиней, герцог? — спросил он.
— Достаточно близко, — сдерживая раздражение, отозвался я.
— Что ж, тогда я рискну признаться вам! Вероятнее всего, что графиня презирает меня и опасается, но я не представляю для нее никакой угрозы, никогда не желал ей зла и очень хочу искупить свою вину! — наконец выпалил он и поспешно направился вон.
«Не представляет угрозы, но хочет искупить вину? Что он несет?» — я злюсь, и, схватив Робера за руку, разворачиваю лицом к себе.
— Объяснитесь! — требую, прорычав сквозь зубы всего одно слово. Этот день кажется мне по-настоящему долгим и невыносимым.
— Понимаете, я многие годы был семейным врачом князя Строгонова… — помявшись, заговорил Робер.
Перед моим мысленным взором снова возник жуткий образ белоснежной бархатной кожи, изуродованной старыми и совсем свежими шрамами. Я снова почувствовал тошнотворное чувство раскаяния, а руки сами собой сжались в кулаки.
— Ее отец всегда был очень жесток к своим детям, особенно к Риане: уж больно упрямой и смелой она была, не умела уступать и не терпела несправедливости, слишком рьяно защищала сестру… — он тяжело вздохнул и опустил глаза. — Я так много раз исправлял последствия его чудовищной грубости, что они стали преследовать меня в кошмарах. — Раньше она умоляла меня помочь, рассказать о том, что он делает, спасти их с сестрой… Но я не мог, я был уверен, что мое вмешательство ничего не изменит, но потопит меня, а девочки окажутся в еще большей беде! — он замолчал, хотя я по глазам видел, как много ему хочется рассказать, выливая свое раскаяние и вину на меня.
Злость так знакомо и привычно затопила мое сердце, я ненавидел этого слабака-докторишку, ее отца-изверга и саму Риану, потому что она, как заноза, все глубже забиралась под кожу, вызывала неприятное жжение и воспаление. Это все не должно было зайти так далеко!
