Из-за ее плеча показалось улыбающееся лицо Романа. На его плечах уютно устроился Дорофей. Прикрыв зеленые глаза, он тихонечко напевал свою кошачью песенку.
Глава 18
Марго вычеркнула предпоследнюю фамилию из списка и глубоко вздохнула. Остался последний свидетель, последний маяк, от которого что-то зависит. Виктор недовольным жестом прогнал кота со стойки, хотя прежде тот ему не досаждал.
– Что будет после того, как вы опросите всех? – спросил бармен.
– Я уйду, – честно призналась Марго.
– И всё? Просто уйдете?
Он ведь все равно узнает, почувствует. А может?.. Марго пристально на него посмотрела. Если не будет нужды в баре, то и бармен не пригодится. Так что же с ним станется?
– Я постараюсь помочь, – повторила Марго твердо.
В открывшуюся дверь впорхнула девушка – в опрометчиво легком для осени платье и с любопытством в глазах. И вроде невозможно было не замерзнуть в таком наряде, а от гостьи шло тепло, будто внутри она всегда держала про запас осколок солнца.
– Простите, я, кажется, вас перебила. Но вы меня сами позвали, так что вот она я, фиг знает зачем вам нужная.
Марго невольно улыбнулась. Дрожавшая в голове струна ослабла. Девушка заметила кота, а он радостно подскочил к ней, будто они сто лет не виделись.
– Клевый какой, – восхитилась гостья, поглаживая кота между ушей. – Эй, может, ко мне жить пойдешь? Мы с тобой точно сработаемся.
– Вы… присаживайтесь, – предложила Марго, наблюдая за девушкой как за собственным ребенком – с умилением и теплотой. – У нас есть чай, кофе и булочки.
– Мне сахара пять ложек, – предупредила посетительница. – И кстати, меня Аня зовут.
– А почему пять? – поинтересовался Виктор.
– Да мало ли что тут у вас случится, а народу мало, некогда этим будет потом заниматься. Так что лучше заранее подготовиться…
– Что-то я ничего не понимаю, – покачала Марго головой.
– Да, мой косяк, – признала Аня. – Ну да я вам сейчас все объясню. Я не слабачка, вы не подумайте, но бывает случается со мной всякое. Вот Гаврик случился, например. Кто такой Гаврик и почему случился? Ай, ладно, слушайте, расскажу…
Оксана Иванова
Испытание чувств
А вы хотели бы получить инфаркт в двадцать пять лет?
А я хотела, представляете. Был такой момент.
На самом деле мне вообще не проблема что-нибудь такое схлопотать, я с детства, что называется, слаба здоровьем. Мама рассказывала, это с кошки началось.
Мне было двенадцать, мы шли с огорода вдоль проезжей части. А там кошка… под колеса автобуса. Мама в сторону потянула: цела кошка, все хорошо. Но я видела, как она прыгает на дороге, и знала, что это от боли.
– Не ври, – визжу, – не ври, не смей! – и бегом к этой кошке прямо по трассе.
Мама оказалась права, кошка эта с нами еще десять лет прожила. Но я тогда еле домой дошла, а потом три дня с кровати не вставала, такой был шок.
«Впечатлительная натура», «слишком живо на все реагирует» – эти все диагнозы сердобольные намертво ко мне приклеились. «Нестабильная психика» особенно огорчала. Больше даже, чем «замедленный кровоток», который мне таки вычислили на очередном обследовании.
Поэтому с медицинским у меня не сложилось. Это ж надо было из Чернотопска уезжать, а куда я поеду, припадочная? Да и маму жалко оставить, кроме меня, нет у нее никого. Работа разве. Мне мамина работа больше своей нравится. У меня что, диспетчерская после пожарного техникума. А мама – в регистратуре. По сути, я там и выросла, всех врачей знаю, всех пациентов. Кто-то вообще сестричкой зовет, у меня даже халат есть. Я люблю нашу больницу, всегда любила. А с семнадцати лет, как Витя, Виктор Палыч то есть, из Москвы вернулся, – о-бо-жаю. Кардиолог – это очень хорошо, сдаться бы для исследований.
Я же феномен, реально. Из разряда, знаете, «вечно больная, всех переживет». Устаю постоянно, но при этом фактически две работы тяну. Виктор Палыч первый заметил, что я какая-то нестабильно слабая. Или ненормально стойкая – как посмотреть.
Когда лежу в палате одна – а после той кошки меня мама каждый год укладывает – все прекрасно: в сохранности, без патологий, отклонений нет. На самом деле я там просто высыпаюсь, хотя… и по жизни вроде не напрягаюсь, вот где парадокс. Едва на свободу выхожу… каркнуть не успеваю – приземляюсь. Главное, чаще всего я при матери валюсь. Как приду к ней в регистратуру, карты разнесу, поболтаю с кем-нибудь из больных – хлоп! – не упала, но почти. Научилась уже предугадывать и за стенку хвататься. Лбом прижмусь, постою и возвращаюсь потихоньку в реальность, чтобы никто не заметил. Изматывает, конечно, сильно эта партизанщина.
Впрочем, все и так знают, что я хливкий шорек. Меня даже Аней не называют, только Анечкой. Хорошо, по сменам работаю, иначе бы нагрузки не выдержала. У меня не только отсыпной, а и выходной, бывает, на сон уходит – иногда до вечера встать не могу. И просыпаюсь – сил нет. Лежу-моргаю, думы думаю про кардиологов.
Раньше я злилась, что такая дохлятина. Мечтала доктором стать, людей спасать. И волновалась: вот я – светило хирургии, вдруг на операции голова закружится… Потом смирилась. Не светило ни я, ни мне, – онкологию исключили, и на том спасибо.
Честно говоря, я сдалась не сразу. Очень долго верила, что захочу – и сбудется. Я ведь всем врачам помогать навязывалась, даже на роды пустили один раз. Чего мне взбрело напроситься, понятия не имею, ведь чувствовала, хорошим не закончится. Вот там я и приняла все, как есть. Всю дефективность свою, все бессилие. Когда ребеночек не закричал, я сначала ослепла от ужаса, а потом упала, но сама этого уже не помню. Ох, как всем влетело. Доктору за то, что меня не выгнала. Мне за то, что роды тяжелые, так еще и я башкой об кушетку.
Главное, малютку откачали потом, хотя акушерка и говорила – «не жилец». Я к нему потихоньку приходила в бокс, просто посмотреть. Дотрагиваться не смела – руки тряслись. А потом он начал вес набирать, и у-у-у, какого выписали! Я их на крыльце сама фотографировала, твердою, между прочим, рукой.
После того случая я в больницу ходить не бросила. Наоборот, записалась официальным волонтером, поди-ка выгони. Больше всего я люблю, когда все кажется плохо, а потом – раз! – и налаживается. Я это, конечно, втайне и на себя примеряла: взять бы и стать здоровой. Я верю, что организм способен на чудо, мы ведь не знаем своих ресурсов до конца. Тем более я такие чудеса не раз видела.
К примеру, Гаврик, мой дружбанчик семилетний, со сломанной рукой. Гаврикова мама к доктору заглянула, а Гаврик немедленно под лавку залез – кота ловить. Кот этот приблудный, чуть зазеваешься, уже в коридоре. А нельзя же, антисанитария. Все его шпыняют, но он упертый, дождался своего часа.
Смотрю, сапожки из-под лавки торчат. Залезла тоже:
