Марк Тул закончил, закрыл файл и подошел к окну. Мунгалов ждал, когда на мгновение цвета станут ярче, когда снова моргнет бог.
Сколько человек живет в этом городе? Он открыл Википедию на телефоне. В городе «Ж» проживает сто пятьдесят одна тысяча человек, сообщила Вики. «Слишком много, таких размеров книгу я писать не собираюсь», – подумал Мунгалов. Да и не о городе «Ж» хотел рассказать Марк Тул. Это Мунгалов тоже понимал. Он проверил запасы кофе и сигарет, убедился, что должно хватить как минимум на неделю.
Любой нормальный город начинается со стелы с именем города; если вместо нее только дорожный знак, значит, и города нет, значит, мертв этот город или никогда не был жив. Опасайтесь таких городов, в них не живут даже призраки, написал Марк Тул. Марк Тул парил над городом, в ночи не было видно деталей, только мерцающие огни горящих электричеством окон, уличных фонарей и рекламных дисплеев. Красные, белые и оранжевые ручейки из габаритных огней и фар машин, подсвеченные вывески магазинов и ресторанов. Все, что помнил Мунгалов, все, до чего дотягивалось его воображение, упаковывалось в вордовский файл. В «Акедии» наступило утро, и над городом «Ж» поднялось солнце. Заспешили по своим делам люди. Людей Мунгалов решил оставить на следующее утро, а пока нужно отправиться на улицу, нырнуть в людской поток, обобщить типажи, обобщить повадки, эмоции, а вместе с ними и судьбы, и жизни. Мунгалов накинул куртку, обулся и вышел из квартиры.
Мунгалов шагал по тротуару в сторону железнодорожной станции. Он не смотрел по сторонам, маршрут настолько знаком, что и с закрытыми глазами Мунгалов дошел бы до станции без проблем. Одно его смущало – слишком людно, и, несмотря на утро, когда принято спешить, люди стояли на тротуаре небольшими группами. Слишком тихо, подумал Мунгалов, людно и тихо. Где машины? Только осознав, что не слышит проезжающих машин, Мунгалов посмотрел на дорогу. Вместо дороги до поворота, за которым уже не было видно, красовалась пустота. Именно над этой дорогой вчера летел воображением Мунгалов. Люди стояли у границ пустоты, как тогда на месте исчезнувшего дома, и пытались понять… А вот что они пытались понять, Мунгалов объяснить не решился бы.
Вдалеке по тротуару навстречу Мунгалову бежали люди в военной форме. За ними ехал армейский грузовик, за ним еще один и еще. Машины остановились. Военные высыпались из КУНГов, рассредоточились вдоль тротуара у края пустоты, оттесняя людей. Мунгалов нырнул во двор ближайшего дома и поспешил обратно, осененный внезапной идеей.
С ноутбуком под мышкой Мунгалов прошел дворами до торгового центра у железнодорожной станции. Здесь, на пятом этаже в кофейне, окна которой выходили в сторону станции и откуда было видно и платформу, и пешеходный мост через пути, и людей, Мунгалов устроился за столом и включил ноутбук.
Куда спешит этот человек? Светофор горит красным, отсчитывает время. Через десять секунд загорится зеленый. Но куда спешит этот человек? Он не ждет, он высматривает, выжидает момент, осталось пять секунд. Вот между машинами появился просвет. Он рванул с места. Оставалось три секунды до зеленого. Какова важность этих трех секунд? Вот мужчина идет навстречу людскому потоку. Есть место справа, есть место слева, он идет посередине. Перед ним расступаются, но видно, что он ищет конфликта, он всеми силами старается задеть кого-нибудь плечом. Что у него произошло? Что случилось? – написал Марк Тул. Мунгалов нажал на иконку сохранения и встал из-за стола. За окном и вокруг стало ярче. Мунгалов ждал, когда на мгновение исчезнет свет и снова появится. Когда реальность подмигнет ему, и она не разочаровала. Недалеко от станции сияло два пятна пустоты в форме человеческих тел. Словно действительность – это тонкая легкая ткань, и кто-то рванул ее в двух местах, а вот за ней ничего нет, ни света, ни темноты – пустота, подумал Мунгалов и впервые понял, почему говорят, что «пустота зияет». Какая-то девушка не заметила пустоты перед ней, засмотрелась в телефон, шагнула в нее и сгинула. Марк Тул достал из кармана блокнот и бегло стал описывать людей, что видел: женщина в зеленом пальто, женщина в пальто красном, немного похожи, обе полноваты и низкого роста, мужчина в черном пуховике, на голове капюшон, на лице изношенная медицинская маска, на ногах белые кроссовки, старуха, ребенок, старик, подросток. Марк Тул писал до тех пор, пока образы не стали сливаться в один обобщенный женский и один мужской, и, чтобы этого не произошло, прекратил и убрал блокнот в карман.
«Я дождусь вечера, когда все вы вернетесь на вечерней электричке обратно в город «Ж», – тихо сказал Мунгалов.
Когда Мунгалов вышел из торгового центра, вокруг двух теней пустоты уже стояло оцепление из росгвардейцев. Мунгалов сел на асфальт, скрестив ноги, включил ноутбук и открыл файл. «Наверняка где-то есть вселенский копировальный аппарат, и, конечно, существует оригинальный образец вот такого человека, чьи бесконечные копии охраняют, воюют и убивают, иначе я не могу объяснить, почему они неотличимы друг от друга», – написал Марк Тул. Мунгалов встал, сунул ноутбук обратно под мышку. Реальность подмигнула Мунгалову. На месте оцепления из росгвардейцев красовалось кольцо пустоты вокруг двух силуэтов пустоты. Довольный, Мунгалов зашагал домой.
А что люди? К чему подробности, к чему детали? Что города, что страны и вся земля и небо? Пожалуй, только небо достойно слов и размышлений, написал Марк Тул. Мунгалов больше не видел смысла вообще выходить из дома. Не видел он смысла и в том, чтобы изучать людей, искать характеры, подмечать особенности. Сколько найдется типажей? С десяток, может, наберется, а характеров? Того меньше. «Не получится у меня полуторатысячной «Акедии». Невозможно столько написать про людей. Но если я буду писать только о том, о чем стоит рассказать – о пустоте, и полутора тысяч страниц будет недостаточно. Куда живее город, когда в нем нет живого и ничто не беспокоит тихих улиц», – продолжил Марк Тул. Марк Тул трудился не меньше недели и в воскресенье утром, когда ему показалось, что он выписал всех, кто жил в городе «Ж», наконец сохранил файл.
Тем же утром Мунгалов долго спускался со своего пятого этажа, пытаясь как-то обойти силуэт пустоты от соседа с четвертого этажа и силуэт пустоты соседки с первого. Город походил на сито – повсюду силуэты пустоты, Мунгалов старался не думать, что это когда-то были люди, он видел, как через это сито вечность просеивает действительность, оставляя в миске бесконечности отборную пустоту.
В воскресенье ближе к ночи Марк Тул заносил в «Акедию» город за городом, страну за страной, моря и океаны – все, до чего могла дотянуться его мысль, пока не вознесся над землей и, обозрев земной шар, не включил и его в свой роман.
Мунгалов покоился в пустоте, смотрел на огненный шар солнца, на мерцающие звезды и не осмеливался описать то, что видел. Он не понимал, каким одним словом можно описать это все разом. «Огонь», – набил на клавиатуре Марк Тул. Все это только искры от горящего где-то костра причины бытия.
Исчезло солнце, исчезли все далекие звезды, исчезло все, что было светом. Осталась пустота сама в себе и Мунгалов в ней. «Нет никакой пустоты, когда нет ничего, что ее наполняло», – написал Марк Тул. Мунгалов осознавал, что нет уже и пустоты, есть только он, и только благодаря тому, что он мыслит, остается причина, из которой может снова возникнуть пустота, а следствием причины станет наполненность пустоты. Мунгалов сначала замедлил, а затем и вовсе остановил поток мыслей, но даже находясь в нигде и лишившись всего, что было им самим, Мунгалов мог разуметь, что он в нигде, написал Марк Тул.
