Потому что никто не верит в вампиров.
Никто не хочет в них верить.
Не хочет признаваться в том, что верит.
Не хочет, чтобы кто-либо узнал о вере.
И все прочее.
Джек рассказал о прочем во время короткой поездки через Кармел и Дель Монте Форест: о толстой пачке писем с извинениями из-за длинной вереницы отказов, о том, что все-таки было напечатано людьми из «Пытливых разумов». Мгновенно началась глупейшая возня, скандал, и, представьте себе, звонил шериф из Теннесси. Этим самым «Пытливым разумам».
– Так что я бы не стал особо переживать из-за этой девчушки, – закончил Джек. – Кстати, как ее? Иветт?
– Даветт, – поправила Аннабель.
– Угу. В общем, я бы не беспокоился. Ее тоже не напечатают, даже если она нас и обматерит вконец. Отчего-то, знаешь, они не печатают про нас и них. Но…
Джек притормозил у знака «стоп» и посмотрел на священника.
– Но я хотел бы, чтобы напечатали. Парень, это не Рим. Это поле битвы. И если я бы мог попасть на «Доброе утро, Америка» прямо завтра, то я бы с удовольствием попал. Одна из самых больших наших проблем – недоверие. Когда люди начинают верить, уже бывает поздно. Но если б они знали, кому можно позвонить без того, чтобы проходить весь этот кошмар с федералами, церковью и еще черт знает кем… знаешь, чаще всего местные святоши вообще не хотят слушать. Но если бы люди знали, кто может внимательно выслушать, и мы бы смогли отреагировать всего-то на чертов день или два раньше – мы бы могли спасти кучу жизней. Понимаешь?
Адам прокашлялся.
– …М-м, да, конечно, если оно так…
– Сынок, так не пойдет, – отчеканил Джек. – Или да – или нет. По-другому никак. Ты с нами или с кем-то еще? Да или нет?
Священник пару секунд молча глядел в лобовое стекло. Затем он посмотрел на Аннабель. Та тепло улыбнулась. Затем он перевел взгляд на Джека.
– Да, сэр.
За ними засигналила машина – мол, двигайте. Они двинулись.
Через несколько минут Джек свернул со знаменитых «17 миль» на боковую дорогу, карабкающуюся по склону холма над полем для гольфа «Пеббл-Бич». За ним сверкал синевой Кэннел Бей. Снизу располагались небольшие загородные дома, а сам хребет заняли поместья, отгороженные стенами, просторные, красивые, с могучими соснами, теннисными кортами, двориками будто с открыток и жрущими цветы оленями. Команда Ворона облюбовала чуть ли не самый большой особняк на хребте: громада в тюдоровском стиле поодаль от дороги, с крыльями и флигелями, двухэтажным гаражом на пять машин, японским садиком у испускающего пар бассейна на заднем дворе, и еще восемь акров земли, чтобы порезвиться.
– Настоящий дворец, – объезжая припаркованную машину и сворачивая в проезд, подумал Джек. – И, как ни странно, раньше он не казался таким просторным.
Но это было раньше.
И не надо думать про телефон.
Кот с Аннабель вывернули шеи – рассматривали что-то позади.
– Она? – спросила Аннабель.
– Похоже. Ее машина, – ответил Кот.
– Вы о ком? – спросил Джек.
– Это Даветт, – ответила Аннабель. – Она, наверное, ожидала, пока мы привезем Джека из аэропорта, и заснула.
– Хотите, сбегаю приведу? – предложил Кот.
– Нет! – отрезала Аннабель.
Джек завернул машину на пустующее место в гараже и удивленно посмотрел на Аннабель.
– Мне казалось, она нравится тебе.
– Да. Но мы уезжаем через шесть часов, и я хочу сперва взять у тебя данные. Потом можешь и поговорить.
Взять данные…
Джек сжался за рулем. Его окатила волна жгучего болезненного стыда. Взять данные – значит, загипнотизировать, заставить в мельчайших деталях вспомнить весь кошмар двухнедельной давности. Или он случился только вчера? Заставить выслушать, записать на пленку все до последней мелочи, потому что каждая мелочь может оказаться важной. Никто ни черта про вампиров не знает, и потому надо записывать все, изучать, узнавать… Энтони, о боже! Я не хочу это вспоминать!
– А вы еще не записали отчет о последней работе? – спросил отец Адам.
Память Джека послушно пришла на помощь, забилась в темный угол.
– Наверное же, записал, – вяло промямлил он, бледный, вспотевший, и нерешительно заглянул ей в глаза. – Разве нет?
– Нет, – лаконично и тихо, но решительно объявила Аннабель.
Это значило, что она любит и понимает Джека, но ему все равно придется вспоминать.
Джек закрыл глаза и подождал, пока откатит волна.
Он же и не вспоминал. И не пытался вспомнить. Тем более всё до последней мелочи. Ни разу.
По крайней мере, когда бодрствовал.
– А как так вышло, что ты знаешь про записи? – настороженно осведомился Карл.
И тут Джек очнулся. Я ж их вождь. От меня зависят. Рок, мать твою, энд ролл.
Джек повернулся и посмотрел на Карла.
– Этот парень и собирает пленки для Человека – уже три года как.
Он заметил, что внезапно заинтересовавшийся Кот аж подался вперед, впился глазами в того, кто, как оказалось, знает все их боевые секреты и страхи.
Но Кот лишь изрек «ох» и откинулся на спинку сиденья.
– Ладно, – буркнул Джек и распахнул дверцу, а потом повторил уже спокойней для Аннабель: – Ладно.
Затем они все полезли наружу, взялись за чемоданы и побрели по дорожке ко входной двери.
– Шесть часов, да? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Джек. – Вы уже всё перевезли?
– Если бы мы тебе могли вовремя сообщить, ты мог бы лететь прямо в Даллас, – радостно объявила Аннабель. – У Карла осталась только одна порция груза.
– Оружие, – пояснил тот. – Арбалеты и все такое. Завтра отправлю их в Даллас на грузовике. Тупые федералы! Боятся, что кто-то из-за ящика со средневековым оружием угонит самолет «Pan American» на Кубу.
Он рассмеялся. Оба остановились на первой ступеньке крыльца. Джеку показалось, что телефон уже звонит. Он попытался улыбнуться. Остальные столпились перед дверью, и Джек понял: не телефон. Просто звякают ключи.
– Забавно, что, если бы там были пушки, которых и так уже все боятся до чертиков, федералы бы так не переполошились, – сообщил Карл и снова рассмеялся: – Джек, нам надо переходить на пушки.
Джек, торопливо ступивший в большое пустое фойе вместе с остальными, подумал, что и в самом деле – почему не пушки?
Да, почему? Ведь пушки. Пушки!
– Пушки?! – чуть не выкрикнул он.
Все встревожились, повернулись, в замешательстве уставились на него.
– Что? – спросил Карл.
