Джек нагнулся над экранами, чтобы бросить последний взгляд на стоящий в лифте аквариум, полный и готовый к делу, щелкнул тумблером, двери лифта закрылись, и все услышали заунывный скрежет и клацанье – лифт пошел вниз.
Так громко! Разбудит кого угодно…
– Смотрите! – вскрикнул Карл, снова ткнул жирным пальцем в экран, повел – и Феликс увидел.
Контуры, полосы, очертания, некое эфемерное скольжение, но целенаправленное, и все эти колебания и дрожь воздуха складываются в силуэт. Феликс и в самом деле мог их видеть, когда они двигались, на полсекунды замечать их очертания, даже выражения лиц!
Они улыбались.
– Кажется, они почуяли кровь, – прошептал Кот, у которого вдруг пересохло в глотке.
Все посмотрели на последний монитор, показывающий внутренность лифта. Пусто, только в середине стоит красный аквариум. И тогда кабина наконец спустилась и остановилась, и вот переливчатые силуэты – их точно трое, две женщины и мужчина – двинулись от коек к лифту…
Вот! Кто-то появился на мониторе в кабине. Все почему-то были уверены – как-то увидели, уловили уголками глаз – это женщина.
– Карл, наружу и приготовиться! – хриплым шепотом приказал Джек.
– Хорошо! – прошептал Карл и убежал.
Джек посмотрел на остальных.
– По местам!
Все отошли от экранов, встали, где положено – оцепенелая память Феликса не удержала то, кому и куда. Кажется, где-то справа от двери лифта. А они с Джеком, кажется, должны быть слева.
Наверное, так. Хотя, может, и не так. Он не может вспомнить. Не может…
– Бвана, сколько ты хочешь их? – спросил Кот.
– Вишневый, на место! – свирепо процедил Джек.
Тот заколебался, посмотрел на экраны, на шефа.
– Ну, только знаешь… мы разве справимся больше чем с одним?
– Мы справимся со всем, что приедет. А сейчас на место.
Кот помялся еще немного, затем кивнул и пошел. В свете фонарей ярко блеснул отполированный наконечник его пики.
А потом на столе по другую сторону дежурной стойки, чуть видимой за черной решеткой, поднимающейся до самого потолка, зазвонил телефон.
Все вздрогнули, обернулись, посмотрели, а потом поняли, с чем соединен этот телефон.
На экране, показывающем тюрьму, у пустой вахтенной стойки, подле распахнутых ворот к лифту, на стене был прикреплен телефон. Трубка была снята и плыла в воздухе, подрагивала, и Феликс мог угадывать очертания, хотя иногда те пропадали, расплывались, но все-таки сомнений не оставалось: звонит мужчина.
Вампир звонил охотящимся на него.
– Ишь какой, боязливый, сукин сын, – пробормотал Джек, но Феликс почти не слышал его.
Он глядел на другой экран, показывающий открытый лифт и аквариум, где бурлила кровь.
– Боже! – чуть слышно прошептал он.
Но Джек услышал и посмотрел, и оба в тишине наблюдали за тем, как то возникал, то пропадал силуэт. Тварь макала открытую пасть в кровь, скребла по стеклу, и даже так, всего лишь по приметам движения, они ощутили ее ярость и неистовую жажду.
Феликс был почти уверен: дважды он видел клыки.
Джек вдруг подался вперед, щелкнул тумблером. Дверь лифта закрылась, он поехал вверх.
– Пехота, за работу! Рок-н-ролл!!!
Все и так знали. Все слышали лифт и понимали, что сейчас явится.
Телефон перестал звонить, экраны показывали пустые, ничем не тревожимые камеры, а через пару секунд из шахты лифта донесся истошный визг, полный боли и ярости. А, начинают действовать отрава и дурь.
– Наслаждайся, сука, – пробормотал Джек, взял арбалет и встал.
Вот оно и началось. Надо реагировать. От вида мускулистой руки Джека, поднимающей арбалет, Феликса включило, он пошел на свое место слева от Джека и заметил Кота, карабкающегося на лифт с мешком заполненных бензином шариков. Феликс вспомнил, как недавно стоял среди ацетиленовых огненных брызг, когда Карл прореза́л дыру в крыше лифта, чтобы Кот смог… а что смог?
В мозгу Феликса завихрилась мысль: а ведь Кот должен швырять свои шарики с бензином вместе с фальшфейером в лифт, чтобы выгнать вампира под выстрелы! Лютое страшное безумие. Рассудок Феликса вопил, приказывал поскорее убраться подальше от этих людей.
Но Феликс не убрался, а всего лишь достал браунинг, и как раз тогда из шахты донеслись лязг и скрежет, визг, грохот ударов о стены. Бог мой, тварь разнесет вдребезги кабину!
Вдруг все затихло. Ни криков, ни лязга, ни жуткого, отдающегося эхом визга. Только рокот кабины. Та проползла последние футы и остановилась.
А дверь не открылась.
И все еще не открылась.
А когда попыталась, старые моторы громко зажужжали, заскрежетал металл, но двери остались на месте…
Феликс с Джеком оказались подле экранов, но на них виднелось только битое стекло и кровь повсюду, на полу и на стенах. Джек с Феликсом переглянулись и вернулись на позиции с оружием на изготовку.
– Народ, осторожней! – воззвал Джек. – Похоже, она заклинила дверь.
И когда он потянулся к сооруженному Карлом пультику управления, лежащему на полу в пятнадцати футах от двери, та вылетела, сорванная с петель, и врезалась в Джека и в стоящего рядом Феликса.
Сперва попало Джеку, ударило прямо в правый бок, затем дверь закрутилась над головой будто игральная карта, скользя, шмякнула Феликса по виску. Падая, он увидел, как тварь шмыгнула из кабины сквозь тень, зал заполнился пылью, а Феликс, придавленный смятой дверью, распластался на спине и глядел на светлое пятно на плитках пола от опрокинувшегося рядом фонаря.
Кто-то двинулся, шаркнул ногами, кого-то позвали, Феликс приподнялся, стрелковой рукой откинул дверь – и…
Тварь глядела прямо на него.
Она стояла перед лифтом, тяжело дышала и глядела на него, сощурила глаза, губы растянулись, послышалось шипение и показались клыки. Феликс понял, что он – труп, несомненно, но оно так далеко, будто не с ним, на экране кино…
Следовало бы пристрелить ее. Обязательно. И в руке пистолет. Феликс не мог вспомнить, как стрелять, но все равно поднял пистолет, а тварь увидела и кинулась – и не уйти, и не выстрелить…
Лязгнул арбалет отца Адама. Огромный болт проломил спину под левой лопаткой и вылез через правую грудь. Тварь завыла, высоко подпрыгнула, крутясь и визжа, визжа…
И вдруг пропала.
Куда подевалась? Где она? Слева? Она метнулась так проворно.
Феликса схватили, подставили на ноги, и он чуть не заверещал, но это оказалась не тварь, а всего лишь Джек, глядящий в упор и шевелящий губами. На его щеке была кровь.
– В порядке? – спросил он.
