Никс не хотела верить в это – особенно в то, что сама обладала даром обуздывающего пения.
– Но будь осторожна, – продолжала Шан. – Есть звери, вроде того тайгера, которых твое пение привлечет. Они постараются убить того, кто пытается их обуздать.
Никс вспомнила свою одежду, пропитанную кровью. Но, если старуха права, тайгера привлек не запах крови. «Его привлекла я сама». Неудивительно, что попытки принца направить тайгера по ложному следу оказались тщетными.
– И опасаться тебе следует не одних только животных, – печально промолвила старейшина.
Никс вопросительно подняла брови, ожидая разъяснений, но тут нетерпеливо вмешалась Дэла.
– Нээ крис ван йар’рен!
Шан подняла руку, останавливая молодую женщину.
– Дэла говорит, что мы все слышали твою песнь.
– Вее йар’рен! – решительно повторила Дэла.
– Йа, йар’рен.
Пожав плечами, Никс перевела взгляд с одной женщины на другую.
– Тут что-то не так?
– Нет, наоборот! – улыбнулась старуха. – Дэла считает за честь познакомиться с той, которая обуздала йар‘рен. Боги, обитающие в них, никогда не слушают нас, никогда не поют нам.
– Что такое йар’рен?
Шан ответила не сразу.
– Это те, кого в Халендии называют миррскими летучими мышами, – подумав, произнесла она. – Но в них есть нечто большее. Давным-давно к ним прикоснулись древние боги и…
Ей не дал договорить раздавшийся поблизости крик. Узнав голос Фрелля, Никс обернулась. Одна из туземок, стоявшая у кустов, отчаянно размахивала руками и что-то быстро говорила.
Старуха потрепала девушку по плечу.
– Пожалуй, нам лучше оставить это на потом. Я вижу, как ты побледнела.
Никс хотелось возразить. У нее оставалась еще тысяча вопросов, но она не стала останавливать туземок, вернувшихся к своим соплеменницам. У нее в голове звучали слова Шан о том, что она, возможно, несет в своем сердце какие-то аспекты обуздывающего пения. Девушка попробовала заполнить этим известием пустоты, зияющие в ее прошлом. Она представила себя голым плачущим младенцем, брошенным посреди трясины. Было ли известно об этой ее способности той летучей мыши, что спасла ее? Присутствовали ли в ее плаче какие-то зарождающиеся нотки обуздывающего пения, которые привлекли летучую мышь, а позднее и Ворчуна? Не потому ли буйволы всегда тепло встречали ее, не потому ли Ворчун так любил ее – а она его?
«Не эта ли песнь связала воедино наши сердца?»
Никс вспомнила попытки Фрелля объяснить ее способность общаться с миррскими летучими мышами. «Первые полгода своей жизни ты провела среди летучих мышей. Твой рассудок, тогда еще не полностью сформировавшийся, оставался податливой мягкой глиной. Твой мозг развивался среди постоянных беззвучных криков летучих мышей. Под таким непрерывным воздействием твое сознание необратимо изменилось, подобно тому как искривляется от ветра ствол дерева».
Теперь девушка гадала: быть может, в этом только часть ответа? Тогда, в болотах, не успел сформироваться не только ее рассудок, но и другие способности. А что, если крики летучих мышей каким-то образом связали их вместе, породив нечто совершенно новое?
Никс покачала головой. Это лишь только догадки. Полной уверенности у нее нет и никогда не будет. Особенно после гибели Баашалийи.
Проходя мимо кустов, девушка увидела, как Фрелль схватил за руку одного из туземцев.
– Это мое! – строго предупредил алхимик.
Но кефра’кай не обращал на него внимания, зачарованный зажатой в руке добычей. Это был путевод, инструмент, которым пользовался алхимик, ведя беглецов через лес.
– Он нужен мне, чтобы добраться до Торжища! – настаивал Фрелль.
– У них так принято, Фрелль, – остановил своего наставника Канте. – Кефра’кай делятся друг с другом всем, что у них есть. То, что принадлежит тебе, принадлежит и всем остальным.
– Ну, в таком случае путевод по-прежнему мой, – возразил алхимик.
– Только если его нынешний обладатель от него откажется. Если он его положит, ты сможешь его забрать. Но лишь тогда. – Принц улыбнулся, видя отчаяние своего друга. – Если учесть, что этот тип смотрит на путевод с таким вожделением, словно у него в руке здоровенный алмаз, в ближайшее время этого явно не произойдет.
– Почему бы не подождать до завтрашнего утра? – предложил компромисс Джейс. – Сейчас уже близится время Вечери. Может быть, к рассвету добыча успеет надоесть охотнику.
Только тут до Никс дошло, как она устала. Туземцы разводили костры. Яркое пламя окружило стоянку. Очевидно, кефра’кай готовились к ночлегу.
Девушка присоединилась к своим спутникам.
Первым ее появление заметил Джейс. Повернувшись к Никс, он раскрыл было рот, собираясь приветствовать ее или предложить поддержку. Но затем, выпучив глаза, парень быстро отвернулся и уставился себе под ноги.
Реакцией принца и Фрелля явилось такое же потрясение.
Канте широко раскрыл глаза, затем восхищенно прищурился. На лице появилась хитрая усмешка.
– Вижу, кефра’кай усовершенствовали твою одежду – по крайней мере, значительно ее укоротили. Должен сказать, я это одобряю. Хотя в качестве твоего возможного старшего брата я могу предложить в дополнение длинный плащ?
Сверкнув глазами, Никс подняла было руки, прикрывая обнаженный живот, но затем опустила их. Ей нечего стесняться.
– Джейс прав. – Она указала на костры. – Предпримем новую попытку завтра утром.
Подошедшая к ним Шан обратилась к Фреллю.
– Не бойтесь, мы проводим вас до Торжища. Мы и так собирались идти в ту сторону. Но потом услышали пение этой девочки и… Оно привело нас к вам, и дальше мы двинемся одним путем.
Алхимик оглянулся за разъяснениями к Никс, но та лишь покачала головой. Смерив ее взглядом, Фрелль снова повернулся к старухе.
– Итак, вы тоже направляетесь в Торжище, да?
– Нет, – поправила его Шан, – мы направляемся просто на север. – Туда, куда зовет нас кто-то другой. Мы пройдем через Торжище и оставим вас там.
Фрелль кивнул, удовлетворенный этими словами. Он предложил Канте и Джейсу устроить свой маленький лагерь.
Никс осталась вместе с Шан. Старейшина не двинулась с места, опираясь на свой посох. Казалось, она испытывала Никс, ждала, когда та заговорит. Девушка догадалась, какого вопроса ждет от нее Шан.
– Шан… вы сказали, кто-то зовет вас на север.
Старуха молча кивнула.
– Кто?
– Я не знаю. – Развернувшись, Шан двинулась прочь, тяжело стуча посохом. – Но кто-то поет скорбную песнь, поет голосом древних богов. Это песнь о страданиях и разрушениях.
Никс двинулась было следом за ней, но другие туземки, не говоря ни слова, сомкнулись позади Шан.
