Подняв посох, Шан приказала всем остановиться. Беглецы опустились на медный пол, чтобы передохнуть. Халендиец-ученый прошел вперед с юношей, за спиной у которого были лук и два колчана со стрелами. Они осмотрели Шийю. Ноги бронзовой женщины стояли в двух лужицах яркого сияния, рука опиралась на светящееся пятно на стене.
Райф попытался помешать им подойти ближе.
Подошедшая вместе с ними старуха махнула на него клюкой.
– Пропусти их, Райф. Они заслужили это право. Это алхимик Фрелль хи Млагифор. И Канте ри Массиф.
Пратик и Ллира встрепенулись, глядя на юношу.
– Принц Халендии? – уточнил чааен.
– Младший сын Торанта, – прищурившись, подтвердила Ллира, лихорадочно прикидывая что-то. – Теперь я вижу сходство.
Принц и алхимик представили своих спутников. Райф узнал, что круглолицего парня, не отходящего от Никс, зовут Джейс, и он прислужник в Обители. Варгра звали Аамон. Все поделились своей историей. Со своей стороны, Райф рассказал про находку в каменоломнях и о поспешном бегстве в противоположный конец Венца. От своих новых знакомых он узнал о пророчестве насчет близкого конца света и магике, связанной с миррскими летучими мышами.
Райф нашел этот рассказ невероятным, однако сам он путешествовал по миру в обществе ожившего изваяния. «Так что кто я такой, чтобы презрительно фыркать?» Также он узнал о связи Никс с историей Про`клятого Рыцаря, который, судя по всему, был до сих пор жив.
У Райфа закружилась голова от такого потока информации. Он буквально почувствовал, как вращается колесо истории, возможно, собираясь раздавить их всех в лепешку. Пытаясь впитать все это, Райф не стал мешать остальным внимательно изучать Шийю. Бронзовая женщина вернулась в свое неподвижное состояние, подпитываясь лишь минимальной энергией от медного тоннеля.
В конце концов Шан оказалась рядом с Райфом. Опираясь на посох, она искоса оглядела его с ног до головы и снова протянула руку к его лицу, как и при первой встрече. Ее пальцы прикоснулись к щеке Райфа, на мгновение у него в голове зазвенела колыбельная матери, затихшая, как только старуха отняла руку.
– В твоих жилах течет кровь кефра’кай, – сказала она. – Ты шепчешь наши древние песни.
– Моя мать была родом из Приоблачья, – пожал плечами Райф. – Она умерла, когда я еще был совсем маленьким.
– О, твое сердце поет о любви к ней, разбуженное прикосновением обуздывающего пения.
– Я не обладаю этим даром, – покачал головой Райф.
– Без него ты не был бы привязан к ней, – оглянулась на Шийю Шан. – Уверена, ты бы тогда не нашел ее во мраке.
– Вы имеете в виду, там, в каменоломнях? Нет, путь к ней указала магнитная полоска в путеводе.
– Гм, да, эти камни, чувствительные к изменению магнитных энергий, действительно реагируют на такое пение.
У Райфа мелькнула мысль, не объясняет ли это то, каким образом королевскому легиону удалось разыскать их.
Услышав их разговор, алхимик Фрелль оторвался от изучения бронзовой женщины.
– Поразительно! В Тайнохолме есть один алхимик, обнаруживший крошечные частицы железа в голове птиц. Он считает, это направляет их по нужному пути, когда они со сменой времен года перелетают в далекие края. Этот алхимик даже высказал предположение, что то же самое можно сказать и про нас.
Кивнув, Пратик скрестил руки на груди.
– Это было подтверждено у нас, в Доме мудрости.
Алхимики возбужденно заговорили между собой, сравнивая результаты исследований и делясь теориями. Отключившись от них, Райф попытался представить себе, как песнь Шийи заставляет дрожать и крутиться крошечные частицы железа у него в голове, разворачивая их в ее сторону.
Шан осталась стоять рядом с ним, разглядывая его.
– Быть может, именно это провело тебя сквозь мрак к ней – блик твоего внутреннего дарования, а вовсе не путевод.
Райф снова молча пожал плечами.
«В конечном счете какое это имеет значение?»
Склонив голову набок, старуха прищурилась.
– Можно спросить у тебя имя твоей матери, уроженки Приоблачья?
Райф опустил голову. У него не было желания говорить. Мать рассказывала ему, что имена обладают силой, в каждом их слоге погребена истина. Он строго оберегал ее имя, не говоря его никому, даже Ллире, держа в своем сердце, – тлеющий уголек из прошлого, принадлежащий ему одному.
И все-таки Шан должна была получить ответ. Райф поднял взгляд.
– Моя мать… ее звали Цинтия… Цинтия хи Альбар, после того как она вышла замуж за моего отца и взяла его имя.
Старуха застыла. Туземки обернулись к Райфу, сверкнув глазами в свете лампы.
– В чем дело? – встрепенулся тот.
Шан прикрыла лицо рукой.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Райф. – Поверьте, я не хотел…
– Не может быть, – сказала старуха, пристально вглядываясь в его лицо. У нее навернулись слезы.
Непритязательная величественность спала с нее, оставив лишь сгорбленную старуху с лицом, перекошенным от боли.
Райф остро прочувствовал всю глубину ее страданий.
– Вы знали ее?
– Это… – Голос Шан дрогнул от бесконечной скорби. – Это была моя внучка.
Не в силах поверить собственным ушам, Райф заморгал, отступая назад. Он снова ощутил на своих плечах сокрушающий вес прошлого.
– С тех пор прошло так много лет… – потерянным голосом продолжала Шан. У нее по щеке скатилась слезинка. – Но сейчас я снова вижу ее… в твоем лице, в сохранившейся в твоей памяти ее песне.
Она отвернулась, стыдясь того, что не увидела этого раньше. Подойдя к ней, Райф крепко обнял ее – он ни за что бы так не поступил, однако сейчас старухе остро требовалось его тепло.
Шан затряслась в его объятиях.
– Цинтия была такой строптивой! Вечно стремилась ко всем диковинкам. Моя дочь с трудом удерживала ее.
Райф тщетно попытался представить себе свою мать маленькой девочкой.
– С годами она только стала еще более упрямой и настойчивой. Достигнув возраста Петрин-тола, Цинтия отказалась пройти обряд, заявив, что у нее нет никакого желания становиться членом племени. Ей захотелось увидеть мир, расположенный за границами нашего леса, не оставаться навеки заточенной в нем.
А вот это уже больше было похоже на его мать.
«Значит, вот как она в конце концов оказалась в Гулд’Гуле».
Высвободившись из объятий Райфа, Шан приложила ладонь ему к сердцу.
– И вот теперь… теперь она вернулась.
По щекам старухи текли слезы, щеки тряслись от счастья и от горя. Остальные туземцы обступили ее со всех сторон, оставив Райфа одного.
