Ифлелены изучали братьев Никс, разглядывая их с холодным любопытством, словно стараясь разобраться в том, что сотворили. Они могли бы направить на девушку и Аамона гюнов, но, вероятно, им казалось, что смерть от руки собственных братьев окажется для нее более болезненной. Быть может, даже лишит ее способности сопротивляться.
Никс сознавала, что так оно и будет.
«Даже если бы это было мне по силам, я просто не смогла бы убить своих братьев. Если они готовы были умереть ради меня, разве могу я относиться к ним иначе?»
И все же Никс не желала просто поставить горло под нож.
Ее руки лежали на спине Аамона. Варгр рычал на приближающихся врагов, несмотря на то что жизнь покидала его. Никс уже установила связь с ним, со своим братом. И вот сейчас она решила воспользоваться этой связью.
«Я сама стану варгром».
Никс могла драться только так, как умела. Собравшись с духом, она запела, обращаясь к своим братьям, делая упор на любовь, на дружбу, стараясь заставить их вспомнить, кто они такие. Ее веки сами собой сомкнулись. Девушка вспоминала, как Аблен и Бастан смеялись, подшучивали над ней, чавкали за столом, храпели. Все это она вложила в мелодию и ритм.
«Вспомните, кто вы такие!»
Никс раскинула щупальца песни и воспоминаний, озаряя их голосом и сердцем, стараясь протянуть их к своим братьям. Однако в воздухе висело что-то мерзкое, замораживающее любые попытки приблизиться, – неумолимый встречный ветер. Никс вздрогнула, столкнувшись с ним. Это был жар лихорадки, зловоние блевотины, фурункул, наполненный гноем, и он отражал все нити, протянутые Никс.
И все-таки она не сдавалась. Ее пальцы крепче вцепились в шерсть Аамона.
«Я варгр!»
Никс запела громче, напрягаясь изо всех сил. Выпущенные ею щупальца медленно просочились сквозь отравленный воздух и нащупали сталь. Она почувствовала, что путь дальше перекрыт, и все-таки на какое-то мгновение ей удалось уловить боль сверла, вгрызающегося в кость, боль огненного яда, разливающегося по черепной коробке.
Никс вздрогнула, но продолжала петь.
Напрягая голосовые связки, она обратилась за помощью еще к одному своему брату. Хотя ее пальцы по-прежнему ощущали текстуру шерсти Аамона, она также вспомнила прикосновение к завитку коры, аромат отвара.
Ее песнь наполнилась жалобным стоном, отчего ее веки сомкнулись еще крепче. С каждой нотой мелодии Никс посылала эти волны, проверяя сталь, ища замок. И опять на пути встала непреодолимая преграда, не только в воздухе, но и в самой стали. Никс поняла, что подобрать ключ ей не удастся. Защита была слишком нечистой, слишком отравленной. Проникнуть сквозь этот испорченный металл не удастся никогда.
Что гораздо хуже, сражаясь, Никс смогла мельком заглянуть за сталь. Там были лишь непроницаемая темнота и яд. От братьев почти ничего не осталось. И все-таки за кратчайшую долю мгновения девушка разглядела крошечную искорку, погребенную глубоко во мраке.
«Еще не все погасло».
И сознание того, что братья наглухо заперты, причинило Никс просто невыносимую боль.
Переполненная отчаянием, она прекратила песнь, понимая ее бесполезность против подобной мерзости.
Никс открыла глаза.
Братья приблизились к ней.
Аамон зарычал, пытаясь подняться.
Никс снова ощутила в воздухе грозу, накапливающуюся в небе черную энергию. Что-то зависло у нее над головой, смертельно опасное. Девушка взмолилась о том, чтобы это оказаласьлишь «Пустельга», сжигающая в горелках быстропламя, чтобы быстрее добраться сюда.
Но она понимала, что это не так.
Братья разом вонзили пики в Аамона.
Никс закрыла лицо руками, сознавая, что все кончено.
Глава 59
Грейлин шагнул навстречу Хаддану. Окруженные рыцарями, они стояли в тумане, озаренном факелами и фонарями. Военачальник обнажил меч.
Грейлин также выхватил из ножен древний родовой клинок. Даже в тумане ярко сверкнуло лезвие Терния с высеченной на нем виноградной лозой, увешанной пышными гроздьями.
Отступив от своего вспотевшего черного жеребца, Хаддан поднял руку, подавая красноречивый знак столпившимся в тумане рыцарям. С этим противником военачальник хотел расправиться лично. У Грейлина ныла правая рука, сжимающая меч, которую Хаддан раздробил ударом кувалды целую вечность назад, в другой жизни.
– Я полагал, эту железку давным-давно переплавили на сковородки, – окинув взглядом меч Грейлина, пожал плечами военачальник. – Ну да ладно. Теперь я об этом позабочусь.
Крепче стиснув рукоятку меча, Грейлин широко расставил ноги на досках палубы, подпуская Хаддана ближе, дожидаясь того, чтобы их мечи соприкоснулись.
– Есть сталь, уничтожить которую невозможно, – холодным спокойным тоном промолвил он. – Даже кувалдой в руке жалкого труса.
Хаддан сделал над собой усилие, чтобы не поморщиться, отвечая на издевку своего противника. Военачальник крепче сжал свой меч. Его бедро сместилось вперед, выдавая то, что он замыслил.
Грейлин сдвинулся влево, без труда уклоняясь от удара, который Хаддан обрушил справа. Меч военачальника рубанул пустоту там, где уже никого не было. В ответ Грейлин сделал прямой выпад.
Но Хаддан не был неопытным первогодкой. Отставив ногу назад, он увернулся от меча Грейлина и рубанул наискосок. Грейлин вовремя вскинул свой меч, отражая удар, который мог бы отрубить ему ногу.
Противники отступили назад.
– Вижу, ты продолжал заниматься, – склонил голову набок Хаддан. – Тем самым нарушив еще одну клятву. Не держать в руках стали. Тем более на земле, куда ты поклялся больше не ступать.
Грейлин указал свободной рукой на туман.
– Да, но я ведь ступил не совсем на землю, разве не так?
– Ты всегда мастерски подыскивал оправдания своим поступкам, – нахмурился военачальник. – Переспал со шлюхой, обладать которой тебе было запрещено, а потом заявил, будто это любовь, а вовсе не похоть. После чего, когда брюхо у нее округлилось, притворился, будто без ума от нее.
Взревев, Грейлин сделал стремительный выпад. Хаддан легко отразил удар, едва не выбив у него из руки Терние. Грейлин в самый последний момент выкрутил запястье, высвобождая себя и свой меч. Он сделал быстрое обманное движение вправо. Хаддан купился на его уловку, позволив Грейлину рубануть наискосок. И все-таки лезвие Терния лишь оцарапало военачальнику щеку.
Противники снова разошлись. По лицу Хаддана текла кровь, но тот не обращал на нее внимания. Подумаешь, ко многочисленным шрамам добавится еще один!
– Вот почему тебя все презирают, – сказал Хаддан. – Ты только притворяешься честным и благородным. Прикрывая красивыми словами свои пороки. Ты, к чьим словам прислушивался король, все время думал только о себе!
