– И что с того? – прищурился Канте.
– Я полагаю, что эта девушка – тот самый младенец, которого, нарушив свою клятву, пытался защитить Грейлин си Мор. Возможно, дочь самого рыцаря. – Фрелль пристально посмотрел на принца. – Или твоя единокровная сестра.
– Это невозможно! – презрительно промолвил Канте.
– Быть может, я ошибаюсь насчет этой девушки, но я прав насчет опасности. Ее жизнь – жизни всех нас окажутся под угрозой, если будет совершено это жертвоприношение.
– Фрелль, вы для меня отец в большей степени, чем мой родной отец! – схватил его за руку принц. – Поэтому я хочу вам верить, но что вы от меня просите? Вы хотите, чтобы я нарушил клятву, данную королю! Сейчас, когда отец только начал снова мне доверять, поручил мне ответственное дело. Неужели я похож на героя каких-то давних преданий?
– Я бы ни за что не стал обременять тебя подобной участью, – усмехнулся Фрелль. – Обыкновенно для таких героев все заканчивается плохо.
– В таком случае вы должны понимать, что я не смогу сделать то, о чем вы просите.
Опустив плечи, алхимик покачал головой. Канте смотрел на человека, который был его наставником на протяжении стольких лет, который столько раз поддерживал его, особенно когда он был еще перво- и второгодкой, оторванным от дома юным принцем, нуждающимся в утешении. На лице Фрелля принц увидел разочарование, ранившее его сильнее любого самого гневного разноса со стороны отца.
«Прости…»
Отвернувшись, Канте направился к телеге.
Алхимик последовал за ним, отказываясь признать поражение.
– Принц Канте, настоятельница сможет лишь выиграть немного времени. Только в твоих силах переубедить остальных.
Подойдя к телеге, принц обернулся к своему наставнику.
– Фрелль, вы опять думаете обо мне слишком хорошо. Верховный градоначальник, Совет Восьми и даже Анскар – никто из них не прислушается к слову Его Ничтожества. Вдрызга. Никчемного Принца-в-чулане. – Развернувшись, Канте закинул лук выше на спину и запрыгнул на повозку. Лишь тогда он обернулся к разочарованному алхимику и улыбнулся. – Но они не посмеют выстрелить мне в спину!
Он протиснулся мимо укрытой клетки в переднюю часть телеги.
– Что ты задумал?.. – последовал за ним Фрелль.
– Эй ты! – окликнул принц возничего, садясь на козлы.
Удивленно выронив скребницу, которой он чистил буйвола, Бастан обернулся и недоуменно уставился на Канте.
Тот крутанул над головой рукой.
– Разворачивай свою телегу!
– Что ты делаешь? – присоединился к нему алхимик.
– Нельзя будет сжечь жертву, которой здесь нет. – Канте снова обратился к парню, указывая вниз. – Разворачивай свою скотину – кажется, она зовется Ворчуном? Мы спускаемся обратно в болота.
Принц живо представил себе, как открывает клетку и выпускает раненое существо обратно в родные топи.
Но Бастан лишь молча смотрел на него.
– Вот видишь! – склонился к алхимику Канте. – Я не могу заставить подчиняться мне даже сына жителя болот!
– Эй, парень! – окликнул Бастана Фрелль. – Твоя сестра Никс в опасности!
Канте удивленно оглянулся на алхимика. «Его сестра?»
Бастан также опешил, но шагнул к ним.
– Что с Никс?
– Пусть она и выжила после яда летучей мыши, но, если мы сейчас не сбежим отсюда и не освободим это существо, она не доживет до рассвета!
У принца в голове все смешалось. «Опять эта девчонка!» Ему вспомнились предположения Фрелля относительно ее прошлого, о том, что она, возможно, приходится родственницей принцу. «Проклятие, она что, приходится сестрой всем?»
Услышав слова алхимика, Бастан мгновенно развернулся, схватил буйвола за узду и потащил прочь от костров к ступеням, ведущим вниз. Телега накренилась на своих окованных железом колесах, и принцу пришлось ухватиться за козлы, чтобы не вывалиться из нее.
Собравшиеся начали оборачиваться. Хотя внимание большинства по-прежнему оставалось приковано к тому, что происходило с противоположной стороны костров, те, кто стоял ближе, оглянулись на телегу. Некоторые из этих лиц были выкрашены в алый цвет. Руки легли на рукоятки мечей, потянулись за висящими за спиной арбалетами.
– Поторопи это косматое чудовище! – прошипел с козел Канте.
Бастан потянул за узду сильнее.
Всего в нескольких шагах от них еще двое пристально смотрели на телегу. Несмотря на то что дождь прекратился, Исповедник Витхаас по-прежнему стоял под балдахином, который держал его здоровенный гюн. Глаза праведника превратились в узкие щелочки. Однако он не поднимал тревоги. Он мог бы запросто отправить своего верзилу преградить телеге путь, даже повалить буйвола могучим ударом своего каменного кулака. Но Витхаас лишь молча наблюдал за происходящим.
«Как много удалось подслушать этому костлявому проходимцу?»
Телега наконец полностью развернулась, и буйвол двинулся к ступеням.
– Быстрее! – поторапливал Бастана Канте.
Тот потянул узду, однако Ворчун заупрямился при виде долгого спуска вниз.
«Не могу винить беднягу».
И все же…
– Если нужно, огрей его кнутом! – махнул Бастану принц. – Нам надо шевелиться!
Житель болот нахмурился так, словно Канте предложил ему поднять руку на родную мать. Вместо этого он крепче схватил узду и потянул, упираясь ногами в землю. Буйвол сделал то же самое своими трехпалыми копытами.
Глядя на это упрямое противостояние, принц в сердцах выругался.
– Ну же, Ворчун, пошли! – Бастан побагровел от напряжения. – Никси нужна наша помощь!
Упоминание имени девушки заставило буйвола переставить вперед одну ногу, затем другую. Повозка тронулась с места – но слишком медленно. Канте оглянулся на толпу, собравшуюся на девятой террасе. Все взгляды были обращены на них. Несколько вирлианских гвардейцев уже двинулись в их сторону.
Выругавшись, принц перебрался в задок телеги. Ему нужно было выиграть еще несколько мгновений. Когда он пролезал мимо клетки, оттуда раздалось злобное шипение плененного зверя.
– Я стараюсь спасти твою волосатую задницу! – проворчал Канте.
Добравшись до задка телеги, принц выпрямился во весь рост, закрывая собой накрытую клетку, и поднял руки вверх. Раздались гневные крики.
– Эй вы, бездельники, остановите же телегу! – раздраженно заорал верховный градоначальник.
Рыцари обнажили мечи.
У Канте вдруг возникли сомнения относительно непроницаемого щита его статуса принца крови. Эти сомнения еще больше усилились после свиста арбалетных стрел. Одна ободрала ему ухо, другая оставила огненную полосу на левом бедре.
