До недавнего времени.
Архишериф Лаах бросил в тюрьму всех клашанских купцов по одной простой причине: чтобы запереть Райфа в Наковальне. Лаах не мог допустить, чтобы у него украли бронзовое изваяние, поскольку его крепко схватил за горло зловещий Исповедник Врит. Как и Райф, архишериф понимал, что северные районы Венца не предоставят убежища беглому каторжнику и его бронзовой спутнице. Единственная надежда для них заключалась в том, чтобы организовать переправу на юг. И, для того чтобы этому помешать, Лаах отправил за решетку всех, кто мог бы пойти на такую сделку, – чтобы их допросить и чтобы не дать Райфу выйти на них.
Поэтому, не имея выбора, Райф вынужден был лично прийти в тюрьму, чтобы передать свою просьбу. Даже Лаах, обладающий непомерно высоким самомнением, не мог ожидать от него подобной дерзости.
«По крайней мере, я очень на это надеюсь».
– А ты кто такой? – наконец заговорил Пратик, вопросительно подняв брови. – Подозреваю, не просто тюремщик.
Райф задумался над тем, как лучше ответить на этот вопрос. Он понимал, что обмануть чааена ему, скорее всего, не удастся. Говорили, что эти люди одним взглядом выведывали в человеке все самое сокровенное. Поэтому Райф решил сказать правду.
– Я Райф хи Альбар.
Единственным свидетельством того, что чааену знакомо это имя, стала одна опущенная бровь.
– Ты сильно рискуешь, но, боюсь, напрасно. Мой господин ничем не сможет тебе помочь.
– Я пришел сюда не за твоим господином.
Райф знал, что сами купцы находятся под гораздо более строгим присмотром в башнях тюрьмы. Чего нельзя было сказать про чааенов-привязанных, считавшихся чем-то вроде рабов. Их не удостоили особого внимания и посему помещали здесь, в подземелье, которое почти не охранялось, – что как нельзя лучше устраивало Райфа.
Он достал из кармана тяжелую связку железных ключей, украденную в караульном помещении.
– Я пришел, чтобы освободить тебя.
Пратик прищурился и наконец шагнул к решетке.
– Какой ценой?
– Ты должен помочь мне бежать из Наковальни на воздушном корабле.
– Невозможно, – покачал головой узник. – К тому же, если я сейчас закричу и укажу на тебя, меня вскоре освободят. Долго держать моего господина в тюрьме нельзя – это будет оскорблением нашего императора. Так что, как видишь, ты запросил чересчур высокую цену.
– Да, но это еще не все, что я могу предложить. – Теперь уже Райф поднял брови. – Тебе известно, что я украл.
Узник пожал плечами.
– Что ты, по слухам, украл.
– Уверяю тебя, это не слухи. – Он дал чааену возможность прочесть правду у него на лице. – Я отведу тебя к ней, и если это тебя не удовлетворит, ты сможешь выдать меня архишерифу. Но ты не будешь разочарован. Клашу потребуется то, чем я обладаю, особенно сейчас, когда все сильнее звучат барабаны войны и на границе собираются армии. И как знать? Возможно, такая цена купит свободу не только мне – но и тебе.
Пратик снова прищурился. Подняв руку, он потрогал свой ошейник.
– Покажи мне ее, – сказал узник, глядя Райфу в лицо.
Тот ухмыльнулся. Ему потребовалось несколько попыток, чтобы подобрать нужный ключ, но наконец он распахнул дверь и бросил обнаженному узнику тюк с вещами.
– Одевайся!
Пратик послушно облачился в одежду тюремщика, точно такую же, как и у самого Райфа. Райф украл ее в той же караулке, в которой не было никого, кроме одного жирного болвана, храпевшего на изрезанном столе.
Райф указал на капюшон короткого плаща.
– Надень его и держи лицо опущенным. И предоставь дальше говорить мне.
Кивнув, Пратик накинул капюшон на свои короткие волосы.
Напоследок окинув его оценивающим взглядом, Райф направился к выходу. Он собирался покинуть тюрьму до следующего колокола и затеряться в толпе тюремщиков, возвращающихся домой.
Райф оглянулся на чааена, гадая, не предаст ли тот его, однако эти люди славились своим умением держать слово, и дело тут было не в их понятиях чести; просто всю лживость из них давным-давно выбили и высекли.
Райф до сих пор не мог понять жестокие обычаи Клаша. Страной правила царственная каста, известная как «имри», что по-клашански означало «божественные», возглавлял которую Имри-Ка, бог-император Клаша. Лишь ему и его кровным родственникам дозволялась открывать свое лицо вне дома. Все остальные презренные касты, числом больше ста, должны были выходить на улицу укутанными с головы до пят, поскольку считались недостойными представать перед взором Отца Сверху. Это требование относилось также к чааенам, которые воспитывались и обучались в Бад’и Чаа, Доме мудрости.
В то время как на севере Венца существовало с полдюжины разных школ, Бад’и Чаа оставался единственным учебным заведением Южного Клаша. Говорили, что Дом мудрости представляет собой самый настоящий город. Он был разделен на девять уровней, подобно школам Халендии, однако нравы там царили гораздо более жестокие. И у будущих учеников не было выбора. По всей стране собирали маленьких мальчиков и девочек из всех каст, кроме имри. В то время как в халендийских школах требовалась нравственная чистота и любовные связи и брачные союзы были под строжайшим запретом, Дом мудрости решал все эти трудности наперед, отрезая первогодкам половые органы. Что самое страшное, тех, кто не мог подняться на следующий уровень, не отсылали домой, а предавали казни, а их трупы сжигались на кострах на вершине школы как назидание нижним террасам, а также как жертвы пантеону клашанских богов, гораздо более кровожадных, чем их северные собратья.
Дойдя до лестницы, ведущей из подземелья наверх, Райф обернулся и всмотрелся Пратику в лицо, ища на нем следы многих лет боли и ужаса, однако черты лица чааена оставались безмятежными, словно он воспринимал подобную жестокость как нечто естественное. Впрочем, этот юноша смог окончить школу и получил железный ошейник алхимика. Другие чааены носили серебряные ошейники религии и истории. Впоследствии те, кому удалось выжить в школе, объединялись в пары – один с серебряным ошейником, другой с железным – и передавались одному из имри. Чааены служили своему господину в качестве советников и помощников. А также, поговаривали, их использовали для сладостных утех. На людях чааен был прикован церемониальной цепочкой за ошейник к браслету на щиколотке своего господина. Чем выше положение занимал человек среди имри, тем больше пар чааенов было к нему приковано. По слухам, у Имри-Ка было шестьдесят шесть чааенов, тридцать три пары – столько же, сколько богов в пантеоне. Появляясь на людях, он тащил за собой целую вереницу.
Райф попытался представить себе это зрелище, поднимаясь из прохладных глубин подземелья в удушливую жару летнего дня. Воздух наполнился угольной пылью и смрадом горящего масла. По пути беглецам встретились несколько тюремщиков, заступавших на вечернее дежурство, однако они лишь кивали друг другу и ворчали слова приветствия.
