Почувствовала, как Артур поднимает меня на руки и относит в машину. В салоне он усадил меня к себе на колени, распорядившись ехать в аэропорт, а все, что могла сделать я-это обессиленно всхлипывать, прокручивая в памяти все счастливые моменты, связывающие меня с папой…
Только со временем поняла, что он так и не назвал мне причину, по которой на него покушались.
41
Я разбита. Уничтожена. Пока едем домой не могу собрать себя по частям. В самолете сворачиваюсь в клубок на сидении. Артур сидит напротив. Молчит. А у меня слезы закончились, выплакала все в машине. Даже рубашку его намочила, но он ничего не сказал.
Стюардесса ставит на стол чай, и Артур подвигает его ближе ко мне.
— Выпей. Это травяной. Легче станет.
Поднимаю на него пустой взгляд.
— Когда ты узнал обо всем? Давно?
— Когда ты приехала ко мне.
— Откуда?
Взгляд дяди внимательно изучает мое лицо, вероятно прикидывает стоит говорить или нет.
— Когда на твоего отца совершили покушение, я начал пробивать по своим каналам возможные причины, так как его объяснения меня не устраивали. Выяснил и про начало его бизнеса, и про завод, и про то как у него оказалась ты. Позже я обнаружил, что все эти годы он вел бизнес не честно. Обманывал людей. Таких людей, с кем даже иметь дело опасно, но Захара это не пугало. Он почему-то думал, что может выйти сухим из воды. Не получилось. Конкуренты прознали о том, что случилось много лет назад и соответственно о тебе. Начали его шантажировать, а когда он отказался от их условий, пошли выполнять обещанное.
Мне кажется, что всё это какой-то бред. В голове не укладывается, чтобы мой всегда добрый и внимательный папа оказался тем, кем описывает Артур.
Отрицательно мотаю головой, пряча лицо в руках.
— И за это ты его упрятал?
— Причин было несколько, — спокойно подтверждает дядя, — первая — в изоляторе его не достанут, а соответсвенно не убьют, вторая — он должен заплатить за всё, что сделал тебе и многим другим в течении стольких лет.
— Но он же твой брат. Тебе не жаль его?
— Захар никогда не был хорошим братом. Мы практически не общались, если ты помнишь. Я держу от себя двуличных людей подальше. Мне такое родство и даром не надо.
— То есть, ты всю жизнь знал, что он такой и все равно позволил мне к тебе приехать?
— Ты не виновата в том, как он живет. Ты жертва.
Глаза снова увлажняются. Мне так холодно и пусто. Потерять родного человека — страшно. Но еще страшнее не когда он просто уходит в другой мир, а когда он предает тебя.
— Иди ко мне, — говорит дядя, протянув ко мне руку и потянув за запястье на себя.
Я поддаюсь. У меня нет сил сопротивляться. Да и Артур все объяснил. Обвинять его тоже я больше не могу.
Сажусь к нему на колени, а он обхватывает мое лицо ладонями.
— Я одна. Совсем одна осталась. Был папа, а теперь и его нет. Как я смогу смотреть ему в лицо, узнав, что он стал причиной смерти моих родителей?
— Ты не одна, — большие пальцы гладят мои щеки и ныряют в волосы. Путаются, стягивают на затылке, запрокидывая мою голову и придвигая меня к себе. Губы касаются моей скулы, — И одной не будешь.
Я всхлипываю от такой острой нежности. Чувствовать ее от Артура непривычно. Кажется, он впервые так нежен и открыт со мной. Сердце щемит и слезы текут еще быстрее.
Обнимаю руками его за плечи и провожу щекой по колючей щетине.
— Я боюсь.
— Чего?
— Что однажды всё изменится. Для тебя.
— Это невозможно, — сильные ладони дяди соскальзывают на мою спину и опускаются на талию. Сжимают, но вместо ожидаемой похоти я чувствую как он укладывает меня на себя, как ребенка. Его руки не возбуждают сейчас, а гладят, успокаивают, дарят тепло.
— Почему ты так уверен?
— Потому что я тебя люблю, Рита.
От неожиданности я вскидываю голову. Пульс ускоряется до огромного количества ударов за минуту. Меня распирает, перед глазами плывет. Он правда сказал это?
— Ты… меня?
— Я тебя.
— А я тебя, — выдыхаю и тянусь к его губам.
Артур целует глубоко, уверенно, но не жестко. Сейчас его губы до мурашек трепетные, ласкающие. Я задыхаюсь. Еще несколько минут назад казалось, что этот день самый ужасный в моей жизни, а сейчас мне снова хочется дышать. Дышать им — моим мужчиной. Жадно глотать воздух, пропитанный его присутствием, впитывать в себя, пропитывать каждую клетку, чтобы стать с ним одним целым.
Артур отстраняется и на его губах играет едва заметная улыбка. Если учесть, что он почти никогда не улыбается, это движение губами кажется самой настоящей широкой улыбкой и трогает меня до глубины души. Я провожу кончиками пальцев по его губам, собирая эту улыбку в ладошку.
— И что теперь будет? — спрашиваю, удобно укладываясь на его плече.
Артур откидывается назад, играя с моими волосами, гладя кожу пальцами.
— Теперь ты будешь осторожна. Дело еще не закончилось. Те, кто угрожал Захару не отказались от своих планов.
— А я тут при чем?
— Если они не могут добраться до Захара. Они попробует сделать это через тебя.
Хмуро всматриваюсь в более не улыбающееся лицо.
— Подожди, ты хочешь сказать, что мне угрожает опасность?
— А почему ты думаешь я не позволял тебе выходить из отеля в Берлине? Просто потому что у меня была такая прихоть?
Так вот в чем дело.
— А почему ты не сказал мне раньше?
— Чтобы ты сразу рванула к отцу, как только узнала?
— Я и так рванула.
— Вот именно. Ты же импульсивная. Всегда сначала действуешь эмоциями, а только потом прислушиваешься, когда уже приходится вбивать информацию тебе в голову.
Сдвигаю брови к переносице, чувствуя себя так, словно меня отчитывают, как ребенка.
— Ничего не могу с собой поделать. Но ты же любишь меня такой.
Напоминаю ему его же признание.
— Ты услышала, что я сказал про безопасность?
— Да. Но думаю, что все будет в порядке. Я же с тобой.
С этого дня жизнь постепенно входит в прежнюю колею. Мы с Артуром проводим много времени вместе. Занимаемся самым горячим и невероятным сексом. Мое тело принадлежит ему. Всё мое тело. Он берет меня повсюду всеми возможными способами, заставляя забывать обо всем на свете, кроме его имени, которое я кричу десятки раз, пока он терзает меня каждый день, каждый час.
Мой мужчина жадный собственник, который может взять меня даже в машине на парковке элитного ресторана, на крыше высотки, в туалете на приёме, а я и не сопротивляюсь.
