И хотя широкомасштабное наступление к тому времени сменилось множеством мелких стычек, вероятность получить ранение оставалась по-прежнему высокой, а вероятность расстаться с жизнью – довольно ощутимой. Ясно было, что у офицеров шансов уцелеть еще меньше. Один из субалтернов погиб, один, будучи оставлен в бывшем немецком блиндаже, скончался от полученных ран, а еще одному (он был всего лишь снабженцем) пуля раздробила колено. Фредерика Данна, двадцатитрехлетнего капитана роты «А», убило выстрелом в голову. Таково было положение вещей, когда Толкин впервые попал в окопы Западного фронта.
Приказ выдвигаться пришел 14 июля, после того как ночную тишину разорвали внезапные громовые раскаты. Памятуя о своем французском союзнике, британское верховное командование запланировало решающий удар на День взятия Бастилии: когда над Санлисом, где находился Толкин, рассвело, 22 000 солдат с южных британских позиций на Сомме хлынули через вторую линию немецкой обороны. 11-й батальон Ланкаширских фузилёров около девяти часов утра выступил из Бузенкура и спустился в долину реки Анкр. По дороге сплошным потоком двигались люди, телеги, лошади и мулы; по обочинам расположились на отдых солдаты. Здесь сошлось старое и новое: на каждое моторизированное транспортное средство приходилось приблизительно по две запряженные лошадьми телеги или повозки и три верховых лошади. «Эта дорога походила на карнавальное шествие, – писал Чарльз Кэррингтон, субалтерн «Королевских уорикширцев», чей опыт последующих нескольких дней близко соотносится с толкиновским. – Те, кто поспокойнее, прилегли, но те, кто помоложе, как офицеры, так и солдаты, бегали туда-сюда как дети полюбоваться невиданным зрелищем». Дальше по дороге к Альберу из каждой лощины, рощицы и разрушенного дома грохотали мощные артиллерийские орудия. На крыше поврежденной снарядами городской базилики мерцала золоченая статуя Богоматери с младенцем Иисусом на вытянутых руках – она опасно накренилась, и поверье гласило: когда она рухнет, война закончится.
Бригада Толкина обогнула северную окраину городка, перебралась через реку и встала лагерем на насыпи – там, где поток вытекал из леса у подножия длинной гряды меловых холмов, протянувшейся до уровня занятых немцами высот. По обе стороны римской дороги, ведущей на северо-восток от Альбера, солдаты расположились на привал, не разбивая палаток: они кипятили чай рядом с составленными в козлы винтовками, бегали с поручениями или бесцельно рылись в поисках сувениров в наваленных тут и там грудах армейского хлама. Некоторые ухитрялись даже подремать, хотя местность то и дело обстреливали. Почву повсюду изрыло, мирные пейзажи сельской глубинки были стерты с лица земли.
Ближе к вечеру батальону Толкина и кадровому Королевскому ирландскому полку было объявлено, что им предстоит, пользуясь солдатским эвфемизмом, поучаствовать в «шоу». Оставив прочие части 74-й бригады в лагере, они направились вверх по оживленной дороге, обрамленной опаленными чахлыми деревьями, свернули налево с подветренной стороны холмов и так добрались до укрепленного траншеями командного пункта двух других бригад своей дивизии. За серым увалом протянулась нейтральная полоса. С первого июля там до сих пор лежали трупы. Справа поблескивал огромный белый кратер – там в самом начале битвы на глазах у Роба Гилсона взорвалась мощнейшая мина. Слева выступала возвышенность Овиллера – точно палец, вытянутый с мелового нагорья позади.
«Что-то в форме и очертаниях этого холма или в том, как на него падает свет, придает ему нечто нездешнее, чего не ощущается нигде более на поле битвы», – писал Джон Мейсфилд в 1917 году в своем обзоре этой местности, озаглавленном «Старая линия фронта». Возвышенность не так уж и сильно выдается над горизонтом, однако оттуда немецкие захватчики могли видеть поле боя от Бекура, где «Кембриджширцы» начинали атаку, до Лейпцигского выступа, где погибло столько «Солфордских приятелей». Пять тысяч человек были убиты или ранены при попытке захватить Овиллерский холм в день «Большого рывка». Два дня спустя счет вырос еще на две с половиной тысячи. Пока Толкин встречался с Дж. Б. Смитом в Бузенкуре, 11-й батальон Ланкаширских фузилёров примкнул к атаке третьего эшелона, которая сошла на нет в ходе дорого обошедшихся, но ни к чему не приведших маневров. За последние дни, когда Ла-Буассель оказалась в руках британцев, Смиту довелось видеть, как бой идет внутри укрепленного пункта, на самой вершине холма.
Яростно обороняемый Овиллер оставался серьезным препятствием. На южном склоне холма, под самым гребнем, на развалинах французской деревушки с сожженной дотла церковью был проложен целый лабиринт траншей, прикрываемых пулеметными гнездами. На рассвете Дня взятия Бастилии гарнизон Овиллера отбросил батальоны, надвигающиеся с северо-запада, юга и юго-востока. И хотя атака эта представляла собою не что иное, как отвлечение внимания от основного наступления дальше вдоль линии фронта, Овиллер напоминал (по словам «Таймс») «бурно извергающийся вулкан». А теперь 7-я бригада, часть толкиновской дивизии, возобновила наступление на юго-восточные укрепления; однако она была измотана в боях и сильно поредела. На помощь ей выслали 11-й батальон Ланкаширских фузилёров, а также «Королевских ирландцев».
14 июля с наступлением сумерек Толкин и его спутники дотащились до Ла-Буассели. В его военную форму был зашит штатный индивидуальный пакет, содержащий стерильную повязку на случай ранения. Под ногами была глина, твердая, но размокшая от дождей и развороченная колесами. С наступлением ночи началось неизбежное движение в обратном направлении: раненых эвакуировали с поля боя. Сияла яркая луна, в небе звездами вспыхивали разрывы снарядов и сигнальные ракеты. По мере того как прежняя британская линия фронта оставалась позади, взгляду открывалось множество небольших деревянных крестов. Это был, как писал Кэррингтон, «совершенно новый пейзаж… взрытая меловая пустыня – траншеи, ямы, воронки, холмы и гребни, иссохшие и поросшие чахлой растительностью, повсюду перевитые ржавыми нитями колючей проволоки». Саму деревню Ла-Буассель уже стерли с лица земли, однако снаряды по-прежнему падали туда с нарастающим визгом, ревом и грохотом. И тут внезапно траншеи изменились: под ногами вместо жидкого грязевого месива появился дощатый настил, стены выросли на пятнадцать футов в высоту, и каждый участок был снабжен отдельной приставной лестницей. То был памятник немецкого инженерного искусства – почти не пострадавший даже в ходе массированного обстрела.
Ланкаширские фузилёры вступили в этот лабиринт и двинулись по немецким траншеям вверх по холму справа от римской дороги. Теперь она вела по насыпи, но деревья уже не обрамляли ее с двух сторон: их полностью изничтожили. Идти приходилось медленно, в колонну по одному. Часть пути пролегала по открытой местности, мимо сломанной санитарной повозки. Эту территорию только что отбили у немцев, причем дорогой ценой. Именно на подступах к Овиллеру Толкин впервые своими глазами увидел «пропавших без вести» на Сомме: темные фигуры, сгорбленные, распростертые на земле или повисшие на колючей проволоке, возвещали о себе тошнотворным смрадом – случайный проблеск света то и дело являл взгляду распухшие, гниющие трупы.
Отойдя от первоначальной линии фронта на расстояние мили, Ланкаширские фузилёры свернули налево в траншею, пересекающую дорогу, нырнули в «Пюрешечную долину» и снова вскарабкались наверх прямиком к Овиллеру – к приземистой линии изгородей и руин на фоне черного неба. Траншею скоро заполонили беспокойные солдаты, расталкивая траншейную команду Инженерного корпуса.
