Влюбленные тайком проникают в Ангбанд, скрытые темным плащом дремы, что Тинувиэль соткала из своих собственных волос: это интригующая параллель с нападением Мелько и Мракоткущей на Два Древа – Паучиха укрыла себя и Мелько от всех глаз своими удушливыми сетями. Создается впечатление, что поход за Сильмарилями, в которых сохранен свет Дерев, в некоторой степени становится экзорцизмом древнего кошмара. Но с врагом нельзя сразиться на его собственных условиях. Когда Тинувиэль бросает вызов Мелько, ее оружие – эстетического свойства: чарующий танец, к которому она добавляет песнь сна, привносящую трель соловья в самое сердце тьмы.
Эта сцена воплощает в себе тот поворот сюжета, который Толкин встречал в жизни и в волшебных сказках, а в других литературных жанрах – крайне редко. Он придумал для него специальное слово в своем эссе «О волшебных сказках»: эвкатастрофа, от греческого eu ‘добрый, хороший’ и katastrophe ‘внезапный поворот’, и воспринимал его как отблеск благой вести (евангелия) о жизни вечной.
Утешение волшебными сказками, радость счастливого финала или, точнее, радость благой катастрофы, внезапный «поворот» к радости (ибо на самом-то деле никакого финала у волшебной сказки не бывает): эта радость – одно из ощущений, что волшебные сказки порождают особенно успешно… …Это внезапная, чудесная благодать, на повторение которой напрасно рассчитывать. Она не отрицает существования дискатастрофы, то есть горя и неудачи: возможность и такого исхода – залог радости спасения; она отрицает (перед лицом многих фактов, если угодно) финальное поражение на вселенском уровне и в этом смысле является евангелием, благой вестью, дарящей мимолетный отблеск Радости, Радости за пределами стен мира, острой, как горе.
Птица-спутник Тинувиэли, соловей, поющий свои трели в непроглядной тьме, – это удачное олицетворение эвкатастрофы. Его символическую значимость вполне передают слова тех, кто воевал на Западном фронте. Роб Гилсон, услышавший соловья одним ранним майским утром из своего блиндажа, подумал: «Поразительно, что снаряды и пули их не разогнали, при том что они всегда так боятся всего, что исходит от человека»; а Зигфрид Сассун писал, что «безупречно прекрасная песнь соловья… казалась чудом после мерзости окопов».
Отблеск радости из бездн ада неизбежно мимолетен; герои бегут из Ангбанда, и волк Каркарас откусывает руку, в которой Берен сжимает добытый Сильмариль. Можно сказать, что победа пожрана поражением, и Берен вынужден возвратиться в Артанор, зримо умалившись. Однако, отказываясь признать, что над ним посмеялись, Берен платит за былую издевку короля Тинвелинта шуткой куда более остроумной, заявляя: «Даже сейчас рука моя сжимает Сильмариль», – прежде, чем продемонстрировать свою изувеченную кисть. Это – урок об истинной ценности: вместо выкупа за невесту Берен представляет доказательство безмерной храбрости и любви. Задуманное, когда тысячи людей возвращались с фронта инвалидами, это сказание кажется весьма актуальной и исполненной мужества иллюстрацией обещанного Илуватаром утешения перед лицом диссонансов Творения. Благодаря своей стойкости Берен одерживает моральную победу, в сравнении с которой все материальные приобретения – ничто.
Любовь побеждает все – и, в итоге итогов, даже смерть. «Сказание о Тинувиэли» переходит на план мифа – чтобы зазвучать финальным, исполненным страсти гимном любви. В ходе охоты на волка Сильмариль обретен вновь, но Берен смертельно ранен; вскорости безутешная Тинувиэль отправляется следом за ним по Дороге Смерти. Вняв ее мольбе, Мандос выпускает влюбленных из чертогов мертвых, и они возвращаются к земной жизни. Однако даже это воскрешение оказывается не окончательным освобождением, но лишь прелюдией к нему, как мы еще увидим.
История Турина Турамбара – трагическая противоположность истории Берена, повествующая об обманутых надеждах, бесплодном героизме и злополучной любви.
Толкин не единственным среди современных авторов изображал судьбу человека во власти злобного демиурга. Томас Гарди описал Тэсс Дарбейфилд как жертву олимпийского «главы бессмертных», в то время как в стихотворении поэта Уилфреда Оуэна «Солдатский сон» милосердный Иисус загвоздил все орудия, но Бог снова их починил. Однако, по контрасту, вера Толкина в Господа и мифологический метод поверяются тем, что воплощением жестокой судьбы становится не Манвэ или Илуватар, а сатанинский Мелько, причем не в качестве метафоры, а как действующее лицо в драме. Турин – жертва проклятия, которое демиург обрушивает на его отца, Урина, солдата, захваченного в плен, но отказавшегося покориться Ангбанду после битвы.
По размаху, центральной роли и трагичности Битва Бессчетных Слез (хотя в «Утраченных сказаниях» она напрямую не описывается) неизбежно сопоставляется с Соммой – хотя длится от силы несколько дней и заканчивается безоговорочной победой врага, а не пирровой победой союзных держав. Почти половина бесчисленных, исполненных надежды воинств номов и людей гибнут на поле боя. Толкин создает впечатляющий, рельефный символ страшной бойни – Холм Смерти, «величайший из курганов в мире», в котором упокоились тела убитых номов. Выжившие – многие из которых стали бесприютными скитальцами – об этой битве не говорят. Семьи так и не узнали об участи своих отцов и мужей.
Однако ж Битва Бессчетных Слез – это куда больше, нежели военная катастрофа. Эта эпохальная стадия той войны, которую Толкин воспринимал как нескончаемую, положила начало порабощению индивидуального искусства и мастерства безликой промышленностью и холодной корыстью: номы, деморализованные под Заклятьем Бездонного Ужаса, обречены на рабский труд в шахтах Мелько. Творческое начало теперь процветает лишь в разрозненных эльфийских убежищах, таких как Гондолин и Артанор – «оплот… против надменности Железного Валы». Большинство людей, между тем, в битве предали своих союзников – и теперь отрезаны от эльфов и от вдохновения, которое они собою олицетворяют.
Народ Урина, проявивший стойкость, Мелько согнал в сумеречный Арьядор, откуда жена Урина Мавуин, у которой на руках новорожденная дочь, отсылает юного Турина на воспитание в Артанор. Эта разлука – лишь «первая из скорбей, выпавших ему на долю», утверждает повесть, начиная отсчет. Четырежды Турин покидает новый дом (Арьядор, Артанор, сокрытое номское королевство родотлим и селение людей – лесных жителей) и отправляется навстречу опасности (ребенком едва не гибнет в лесу от голода, взрослым его захватывают в плен орки, его зачаровывает дракон Глорунд, дракон возвращается). На каждой последующей стадии Турин, казалось бы, уже близок к счастью и героическому статусу – и тут снова оказывается ввергнут в отчаяние еще более беспросветное.
Сказание исполнено жестокой иронии. И дело не только в том, что благополучные времена сменяются несчастливыми: счастье и героизм становятся причинами горя и неуспеха, источником обещаний не просто пустых, но ложных. Благодаря немыслимой дерзости и «удаче Валар» ближайший друг Турина, эльфийский лучник Белег, спасает его из орочьего плена; но в темноте Турин принимает его за врага и убивает его. На последних страницах Турин встречает прекрасную незнакомку: утратив рассудок, она блуждает в лесах, и в памяти у нее провал; но каждый новый шаг к радостному союзу с Ниниэлью, ‘дочерью слез’ (как Турин ее называет), приближает обоих к трагедии: Ниниэль – его давно потерянная сестра.
