Я собиралась попроситься у Зенобии переночевать, а наутро после праздника, когда город придет в себя, заняться своими делами. Для начала мне требовались какая-нибудь одежда и немного денег – их можно раздобыть и не воруя. Женщина всегда найдет, где занять без отдачи, – лишь бы подвернулся мужик, который не прочь ее дружески ущипнуть. Намекнешь ему прозрачно, чем готова заплатить, – вот и все. Почти все агентки Корпуса времени делают нечто подобное в случае надобности. Трепетных девственниц среди нас нет, и нас не выпустят из Бундока без вакцинации против беременности и двадцати других напастей, которые могут приключиться, если тебя укусит червячок, живущий в штанах. Слишком разборчивые особы не годятся для нашей профессии. Мы, женщины, справляемся с разведывательными заданиями лучше мужчин, потому что такие фортели легче сходят нам с рук. Моя брачная сестра Хейзел-Гвен может вывести пятна со шкуры леопарда, а тот и ухом не поведет. Если бы за золотом Нибелунгов послали ее, у Фафнира, страдающего недержанием пламени, не было бы ни единого шанса.
Обретя минимальное количество местной валюты и платья, можно будет заняться следующими изысканиями:
1) как добыть в условиях этой цивилизации побольше денег, не попадая в тюрьму;
2) где находится явка Корпуса времени, если здесь имеется таковая;
3) если ее здесь нет, где скрываются подпольные сообщники Хильды.
Почти все это можно ненавязчиво выяснить в публичной библиотеке или с помощью телефонного справочника.
Я все распланировала очень профессионально, а в итоге попалась прокторам и ничего не успела сделать.
Зенобия настаивала, чтобы я пошла с ними на оргию, а я к тому времени уже недостаточно соображала, чтобы отказаться. Она мне и подобрала костюм: длинные прозрачные чулки, круглые зеленые подвязки, туфли на каблуках и плащ… и мне почему-то этот костюм пришелся очень по душе, хотя я не могла вспомнить почему.
От вечера у мэра у меня в памяти сохранились лишь фрагменты. Ну, представьте себе пир, который устроили совместно Калигула с Нероном, заснятый Сесилем де Миллем
[173] на обалденном «Техниколоре». Помню, что толковала какому-то кретину (лица не помню; может, у него и не было лица), что повалить меня возможно – многие пробовали, и почти всем удавалось, – но мне нужен романтический подход, а не такой, будто хватаешь бутерброд со стойки быстрого обслуживания.
Вокруг шло сплошное групповое изнасилование – а я не люблю, когда насилуют: кто знает, на кого нарвешься.
Я сбежала с приема и оказалась в парке – а виной тому был один напыщенный осел в длинном балахоне вроде ризы из белого шелка, густо расшитом алым и золотым шитьем. Впереди балахон распахивался, и Flaggenstange
[174] торчал наружу. Обладатель последнего был до того важной особой, что ему ассистировали четверо служек.
Он схватил меня, когда я пыталась прошмыгнуть мимо, и засунул язык мне в рот. Я двинула его коленом и выскочила в открытое окно. Этаж, правда, был нижний, но я не позаботилась это проверить.
Пиксель догнал меня ярдов через пятьдесят и заставил немного замедлить бег, перебежав мне дорогу. Оказавшись в том большом парке, я перешла на шаг. Плащ все еще был на мне, но одну туфлю я потеряла, выскакивая в окно, а вторую тут же скинула – не могла же я бежать в одной. Это мне не мешало: в Бундоке я так часто хожу босиком, что подошвы ног у меня твердые, как подметки.
Я побродила немного по парку, наблюдая за происходящим (удивительные вещи творились) и не зная, куда деваться. Во дворец мэра возвращаться опасалась: мой важный дружок в пышной ризе, должно быть, еще там. А где живут Ридпаты, я не знала, хоть и побывала у них. Похоже было, что следует дождаться рассвета, найти гранд-отель «Август» (это, должно быть, нетрудно), зайти в кабинет на бельэтаже к доктору Ридпату и занять у него немного денег. Гобсонов выбор
[175], других кандидатур нет – но и доктор подойдет, недаром он за обедом исследовал меня по методу Брайля. Это не было грубостью с его стороны – все за столом занимались примерно тем же, и потом, меня ведь предупредили.
Ненадолго я присоединилась к шабашу: была полночь, светила полная луна, и вокруг возносили молитвы на латыни, греческом, древнескандинавском (по моему разумению) и еще на трех языках. Одна женщина изображала критскую богиню со змеями. Может, это была настоящая богиня? Не знаю. Пиксель восседал у меня на плече, будто весь свой век сопровождал ведьм на шабаш.
Когда я сошла с алтаря, он соскочил на землю и побежал, как обычно, вперед.
– Вон ее кот! – закричал кто-то. – А вот и она сама! Хватай ее!
И схватили.
Я уже говорила, что не люблю, когда меня насилуют. Особенно не по нутру мне, когда четверо меня держат, а жирный урод в расшитой рясе делает свое дело. Поэтому я укусила его и высказала все, что думала о его предках и личных качествах.
Так я оказалась в каталажке, где и сидела, пока тронутые из Комитета эстетических устранений не устроили мне побег. Что называется, из огня да в полымя.
Прошлым вечером на заседании Комитета председательствовал граф Дракула. Он единственный из всех позаботился о том, чтобы соответствовать своему имени: этот отталкивающий красавец не только облачился в оперный плащ, как вампир из видеофильма, но еще и зубной протез себе заказал, какой надо, изо рта у него торчали собачьи клыки. Я, во всяком случае, решила, что они искусственные: не верю, что у людей или хотя бы у гуманоидов могут взаправду быть такие зубы.
Я вошла в круг и села на оставшийся свободный стул:
– Добрый вечер, кузены. Добрый вечер, граф. А где же Горный Старец?
– У нас таких вопросов не задают.
– О, прошу прощения! Но почему же?
– Представляю вам самой поупражняться в дедукции. Но больше таких вопросов не задавайте. И не опаздывайте. Вы – предмет нашего сегодняшнего обсуждения, леди Макбет.
– Морин Джонсон, если вас не затруднит.
– Затруднит. Вот еще один пример вашего нежелания соблюдать правила, необходимые для безопасности Покойников. Вчера было замечено, как вы говорили с горничной отеля. О чем вы говорили?
Я встала:
– Граф Дракула.
