Поворот в соседний тоннель уже на расстоянии вытянутой руки, когда впереди свистит стрела. Машинально я отбиваю её мечом, а Брут перехватывает вторую, летевшую с запозданием. Волчок сбоку от меня хватается за грудь — в неё угодил метательный нож. Выдёргивает его и тут же прикрывается предплечьем от второго и третьего клинка. Они входят в мясо по рукоять под болезненные стоны тёмного эльфа.
Мне даже не требуется поднимать взгляд, чтобы понять, кто пришёл по наши души. Я стреляю Воздушным лезвием на шум, фиксируя, как невидимый серп врубается в броню Шила. Сумрачный маскарад создаёт клонов-помех в рядах Буревестников, а я бросаю откатившуюся Дымовую шашку под ноги.
Маджестро помогает подхватить Руслана, и мы ныряем в проход. Десяток метров, и очередная лестница. Нам стреляют в спину, поэтому приходится создать Глубокую тьму между собой и преследователями.
Волчку снова не везёт, и стрела Арктура, отбитая Брутом, входит эльфу меж лопаток. Он цыганку что ли переехал? Только-только танцор клинков начал приходить в себя под действием целебного зелья, и снова едва не теряет сознание от боли.
— Я мо-могу драться… — неразборчиво шипит раненый напарник.
Если архитектор этого места жив, я отрежу ему башку!
Рыча под нос, я тащу Волчка на этаж ниже. Взвалив его на плечи, несусь по коридору. Досюда даже сквозняк добивает. Выход определённо уже рядом.
Нет. Не уйдём. Нас расстреляют, если не задержать погоню.
— Я отвлеку их, тащи Руса! Я вас догоню, — командую и оборачиваюсь к Маджестро.
Тот бежит чуть позади, прикрывая нас звуковым барьером.
По крайней мере, должен был.
Оборачиваюсь… и не нахожу его. Барда нет ни сзади, ни даже на десять шагов позади. Он стоит у самого спуска с винтовой лестницы, продолжая наигрывать негромкий мотив. Сквозь треск всего здания, мелодии не слышно. Как не было слышно, что его шаги стихли, и он больше не следует за мной. Я настолько сфокусировался на беге и близком выходе, что пропустил момент, когда пернатый отстал.
— Какого хрена ты задумал?! — ору я во всю глотку и кладу Волчка у стены, а сам несусь к нему, врубая Заячий бег.
По лестнице первым слетает Аттила. За ним по пятам Шило и Арктур. Через миг Ориспира и Наддакс.
Маджестро смотрит на меня и улыбается, чуть склонив голову набок.
Я вытягиваюсь в движении, вкладывая каждую каплю энергии в скорость. Хрустят кости. Трещат сухожилия. Никогда не бегал столь быстро.
Очередной спазм бросает меня наземь. Ноги деревенеют, отказываясь подчиняться. Я скребу пальцами по камням, обдирая ногти, и упрямо ползу вперёд.
В глазах барда сквозит добродушная теплота.
Топор Аттилы вздымается высоко над головой маленького музыканта. Стрела Арктура слетает с тетивы, устремлённая мне в голову.
— Мне не страшно, братишка, — произносит Маджестро и уже громче, во весь голос, кричит, — РЕКВИЕМ!
Звук наполняет тоннель, многократно отражаясь от стенок оглушающими аккордами. Ревербация накладывает одно эхо на другое. Пущенная стрела обращается древесной пылью.
Аттила в последний миг заслоняет Арктура и их сносит назад, как из пушки. Ростовой щит издаёт душераздирающий скрежет.
Волны звука раз за разом отражаются от стен, превращаясь в острейшие нити.
Наддакс случайно прикрывает собой Шило, и всё тело волшебника покрывается частой сеткой глубоких порезов. Прямо на глазах они расширяются и углубляются. Дроу орёт от боли, кромсаемый на куски, пытаясь что-то скастовать. Ориспира отражает часть опасных волн, но одна из них стегает её по лицу, ослепляя. Роковая красотка переходит на ультразвуковой крик.
Грохот стоит такой, что у меня из ушей брызгает кровь. Я теряю слух.
Я кричу и не слышу свой голос.
Кричу, чтобы он остановился.
Что он козёл и что так нельзя.
Что я оторву ему клюв и сломаю лютню.
Мандолину.
Чёрт.
Какая-то влага застилает глаза, и с трудом я вижу, как потоки маны в теле кенку конвертируются в чистейший звук. Вижу, но больше не улавливаю его. Пытаюсь пробиться сквозь объёмные волны музыки, ощущая, как они пластают меня не хуже мечей. По рукам и лицу бежит кровь. Между нами всего десяток метров, но мне никак не удаётся преодолеть их. Всё равно, что переть против шквалистого ветра.
С протянутой рукой я пытаюсь достать до моего друга, но тело барда в полнейшей тишине распадается на вибрации и раскаты чудовищной громкости. Это становится финальной каплей, и давящий рокот подобно Иерихонской трубе обрывается одним объёмным взрывом.
Перекрытия складываются, обрубая тоннель. Каменная крошка и пыль заполняют пространство.
Меня выносит прочь взрывной волной и бьёт о стены и потолок. Что-то хрустит в моём теле, но мне плевать.
Последнее, что я слышу вновь и вновь в своей голове перед тем, как сознание меркнет, это знакомый тихий голос моего друга.
«Мне не страшно, братишка».
[1] Kodaline — Brother.
[2] Фибула (лат. fibula, скоба) — металлическая застёжка для крепления одежды, в том числе плащей, одновременно служащая украшением.
[3] Они подсыпали яд в его вино. Он выпил всё это и сказал: «Я чувствую себя хорошо». Boney M. — Rasputin.
[4] Художник — exellero.
[5] Художник — Matias Trabold Rehren.
Интерлюдия
Why be sweet? Why be careful? Why be kind?
A man has only one thing on his mind
Why ask politely? Why go lightly? Why say please?
They only want to get you on your knees
There's a few things I never could believe
A woman when she weeps
A merchant when he swears
A thief who says he'll pay
A lawyer when he cares
A snake when he is sleeping
A drunkard when he prays
I don't believe you go to heaven when you're good
And everything goes to hell anyway[1]
Вендетта всегда считала себя человеком глубоко рациональным. Практичным. Умеющим выбрать правильную сторону.
Это неудачники и лохи думали категориями дружбы или привязанности. Это они потом обнаруживали, что друг детства, с которым ты строил бизнес, отжал его у тебя или повесил на тебя миллионные долги. Это они потом выясняли, что любовь всей жизни выкачивал из тебя бабки и имел пару любовниц на стороне.
