- Фу, девочки… - затыкает нос ее кудрявая подружка, - чувствуете, мышами пахнет?
- Скорее, крысами, - поддакивает Нечаева.
Вокруг меня снова образуется толпа, но переживать унижение второй раз я не собираюсь.
- Да пошли вы все! – четко проговариваю блондинке в лицо.
Иду прямо на нее и, толкнув обеими руками, выбираюсь из толпы и направляюсь на выход.
Уши горят от стыда. В висках, оглушая, долбит пульс. Мне кажется, на меня смотрят абсолютно все. Даже наши классики с портретов на стене. И все без исключения – с ненавистью.
Почти бегом пересекаю холл первого этажа, толкаю от себя тяжелую дверь и тут же попадаю в руки Баталова.
- Сбегаешь? – вместо приветствия интересуется парень.
Уже все знает. Значит, и до Греховцева скоро дойдет.
- Пусти.
Одернув его руки, пытаюсь обойти, но он не дает. Хватает локоть и буквально силой стаскивает с крыльца. Быстро, не оглядываясь, подводит к своей машине и усаживает на переднее сидение.
- Не ожидал от тебя, Короткова.
- Я ничего не брала! Это не я!
- Ты в курсе, что тебя уже на весь универ ославили?
Суки.
Прерывисто вздохнув, сжимаю руки в кулаки. Так обидно, черт возьми! Очень.
- Меня подставили.
- Ну, да…
- Я говорю, я не виновата! Мне подкинули этот телефон в рюкзак!
- Тебе че, денег не хватало?.. – осуждающе качает головой, - ну, попросила бы у Греха…
- Рома! Ты слышишь меня вообще?! Это не я!
Пытаюсь посмотреть ему в глаза, но каждый раз их отводит, не переставая при этом брезгливо морщиться.
- Не веришь?
Он лишь ехидно ухмыляется.
- Тогда иди в жопу, Баталов!
Выскакиваю из его тачки и, прижав рюкзак к груди, несусь через стоянку, за корпус универа, а дальше, не останавливаясь, до общаги.
До нее, Слава Богу, новости еще не докатились, поэтому, взлетев на второй этаж, сразу скрываюсь в своей комнате. Не переодеваясь, ныряю под одеяло с головой и закусываю от обиды кулак.
Топя себя в черных мыслях, лежу так пару часов. Я думала, что детдом сделал меня неуязвимой, нечувствительной к чужому мнению и нападкам. Думала, я сильная и независимая. Думала, плакать разучилась.
Нет. Мне отчего-то не все равно, что думают обо мне совершенно посторонние люди. И Герман… Что скажет он?
С кровати встаю только вечером, вспомнив, что завтра заключительный экзамен. Умываюсь, переодеваюсь и, немного подумав, трусливо отключаю телефон.
Если Греховцев позвонит сейчас, я рискую сорваться до слез. Точно начну реветь, а завтра завалю экзамен.
Утром легче не становится. От мысли, что снова придется встретиться лицом к лицу с одногруппниками, в животе образуется камень, и потеют ладони.
На телефоне ни одного сообщения, но пять пропущенных от Германа.
Чччерт.
Сегодня придется с ним объясняться. Расскажу честно, как все было, а верить мне или нет – его дело. Мое слово против всего курса. Поверит или как Рома сольется? Что ж, посмотрим.
В универ захожу, низко опустив голову, как преступница. Гнилые помидоры в меня не летят, но шепотки за спиной все равно слышу.
- Это она?
- Да… Говорят, карманница…
- Ужас…
Втянув голову в плечи, ускоряю шаг. От окружающего меня маразма я сама себя начинаю подозревать в воровстве.
Бред, конечно.
Тряхнув головой, мысленно надеваю на себя воображаемую броню. Представляю, что отгородилась от недоброжелателей толстым стеклом.
Становится чуть легче.
Уверенно пробираюсь сквозь толпу одногруппников и заглядываю в аудиторию.
- Здрасти, - обращаюсь к сидящему за столом Казанцеву, - можно я буду первая?
- Экзамен еще не начался, Короткова.
- Я жду.
Закрыв дверь, приваливаюсь к ней плечом и утыкаюсь в экран своего телефона.
- Я бы на твоем месте перевелась в другой универ, - говорит, подошедшая ко мне староста.
- Посмотри не нее, - встревает Костюченко, - да плевать она на нас хотела, ни стыда, ни совести.
- Она же детдомовская, там у них это в порядке вещей…
- Говорят, она в столовке еду ворует…
Пусть беснуются. Все равно, кроме игнора, от меня ничего не дождутся.
- Ты хоть видела, какая против тебя травля в чате началась?
Я внутренне съеживаюсь, но всеми силами стараюсь сохранить невозмутимый вид. Меня в этих чатах нет, и я впервые этому факту рада.
В этот момент дверь приоткрывается, и на пороге появляется Казанцев.
- Заходите пятеро.
Я вхожу первая. Первая беру тест. Быстро его прорешиваю и набрасываю тезисы для устного ответа.
Я готовилась, и даже в такой ситуации смогла вспомнить все, что учила. Тяну руку, и в итоге самая первая выхожу из аудитории с пятеркой в зачетке.
Под прицелом нескольких десятков пар враждебных взглядов достигаю конца коридора и, только оказавшись вне зоны их видимости, облегченно выдыхаю.
В общагу не возвращаюсь, сразу еду в квартиру Германа. Сегодня, вроде как, моя смена. Привычно поздоровавшись с охранником, поднимаюсь на 16 этаж и, подойдя к нужной двери, обнаруживаю, что она не заперта.
Какого черта?
Мелькает мысль, что я сама забыла запереть ее перед прошлым уходом, но такое невозможно, потому что я крайне ответственно подхожу к вопросу сохранности чужого имущества. Тем более, если это имущество губернаторского сына и моего большого благодетеля.
Каждый раз после уборки я тщательно проверяю, чтобы все окна были закрыты, все краны и везде погашен свет. Нет, это точно не я…
Тогда, кто?..
Бесшумно отворив дверь, вхожу в квартиру и слышу из гостиной звук работающего пылесоса.
Глава 16.
Сердце ухает вниз.
Меня уволили?! Так быстро?
Господи, ну, конечно, Герман меня уволил. Кто станет терпеть горничную – воровку?
Переставляю непослушные ноги по направлению к гостиной и, немного не дойдя, заглядываю в комнату.
Так и есть. Новая уборщица. Девушка в зеленой униформе и с наушниками в ушах, пританцовывая, пылесосит ковер.
Оперативно, однако.
Глядя ей в затылок, пытаюсь сглотнуть подкативший к горлу ком. Ни разу, после того, как в моей сумке нашли чужой телефон, я не была так близка к слезам, как сейчас.
