- Я в этом не уверена.
- А я уверен, - говорит Рома со смешком, но внезапно его лицо серьезнеет, - Короткова, я возьму тебя себе даже после него. Я не брезгливый.
- Придурок!
Глава 22.1
Баталов начинает громко ржать, а у меня мороз по коже идет. Оттолкнувшись бедрами от стола, намереваюсь покинуть его общество и в ожидании Германа, закрыться в комнате. Решительным шагом прохожу мимо него, но Рома резко выкидывает руку и перехватывает мою талию.
- Руки убрал! – рычу я.
- А то что?..
- Без рук остаться рискуешь.
- Опа! – в притворном изумлении задирает он брови, - зубки отрастила? Смелая стала?
Рука его начинает сползать с талии и останавливается на ягодице. Замахнувшись, я отвешиваю Баталову звонкую пощечину. Он этого не ожидал. От неожиданности зажмуривается, а когда распахивает глаза, я буквально вижу, как они наполняются неконтролируемой яростью.
Дернувшись, я начинаю вырываться. Толкаю в плечи, но лишь сильнее злю его. Резко соскочив со стула, Рома хватает меня за шею и, развернув нагибает над столом.
- Пусти! – взвизгиваю я.
- Может, пошалим, а?.. – жутко хохоча, хрипит парень.
Липкий ужас, окатив с ног до головы, забирается под кожу и парализует тело. Захлебнувшись в немом крике, я чувствую, как скользит его рука по внутренней стороне бедра и начинает лезть под шорты снизу.
- Нет… нет…
Будто очнувшись, начинаю сопротивляться, лягаюсь ногами, упираясь обеими руками в поверхность стола.
- Под Греха легла, и под меня ляжешь…
- Скотина… урод… отвали от меня!
Держа одну руку на моем затылке, шарит второй у меня между ног. Сцепив зубы, собираю всю свою волю в кулак и с силой пихаю его локтем в живот.
Руки Ромы тут же меня отпускают, а сам он отлетает в сторону. Я выпрямляюсь и, быстро развернувшись, застываю на месте. В двух метрах от меня стоит Герман. Широко расставив ноги и сжав руки в кулаки, смотрит на меня обезумевшим взглядом.
Он выворачивает нутро наизнанку. Пускает в кровоток первобытный ужас. Все волоски на моем теле встают дыбом.
Таким я его не видела еще никогда. Даже тогда, когда он избивал зарвавшихся посетителей бара. Сейчас же в его глазах читается только жажда крови.
- Гер-ман… - выдыхаю беззвучно.
- Грех, она провоцировала, - подает голос поднимающийся с пола Баталов, - жопой крутила передо мной…
Греховцев медленно моргает, делает выпад в сторону и, схватив Рому за шкирку, впечатывает головой в стенку шкафа. Тот глухо стонет и даже не пытается сопротивляться. Германа это словно заводит. Вздернув друга вверх, он бьет кулаком в лицо, отчего тот снова заваливается.
Я же, зажав руками рот, вскрикиваю с каждым ударом.
- Вставай, - рычит Герман.
- Все, хватит, Грех…
- Хватит?!
Следует очередной удар в челюсть, от которого Баталов улетает на середину кухни, а попавшийся на его пути стул с грохотом переворачивается.
Не знаю, сколько бы еще продолжалось избиение, если бы я не взяла себя в руки.
- Герман! – зову его, - Герман!
Рома лежит лицом в пол, пытается опетреться на руки, чтобы подняться, но сил явно не хватает. Они разъезжаются по кафелю в стороны, и он снова падает. Греховцев, нависнув над ним, шумно дыша, молча наблюдает.
- Герман, - приблизившись, трогаю его за плечо.
Он вздрагивает, как от удара током, но на меня не смотрит. Поднимает друга за грудки и прижимает спиной к стене.
- На х@й свалил отсюда! – выплевывает в лицо, - попадешься на глаза – урою!
- Из-за нее, что ли? – окровавленным ртом шепелявит Рома, - она сама ко мне лезла…
Слышится глухой звук очередного удара. На этот раз в живот. Согнувшись пополам, бедняга хватает воздух открытым ртом, а Герман, схватив за ворот рубашки, заставляет его выпрямиться.
- Пошел! Вперед!
Больше Баталов не спорит, сильно шатаясь, бредет через прихожую, на ходу прихватывает свою обувь и вываливается из квартиры.
Как только дверь за ним закрывается, я срываюсь с места. Подлетаю к Греховцеву и висну на его шее. Мне почему-то кажется, что наш обычай должен его успокоить. Что сейчас он посмотрит мне в глаза долгим взглядом и вопьется поцелуем.
Но, похоже, я где-то просчиталась. Глядя в сторону, Герман снимает мои руки со своих плеч и молча идет в ванную.
Я бегу за ним.
- Герман, - прошу жалобно, - посмотри на меня.
Но он ведет себя так, словно меня рядом нет. На лице каменная маска, глаза цвета грозового облака. Механическими движениями моет руки под краном и проходит мимо меня, все так же, словно не замечая.
Я семеню следом. От него веет таким холодом, что меня начинает сотрясать дрожь. Все тело покрывается крупными мурашками, зуб на зуб не попадает.
- Гер – ман… - сиплю, чувствуя, как пропадает голос.
Он молча натягивает на себя толстовку, обувается и выходит из квартиры. Я порываюсь его догнать, но на пороге заставляю себя остановиться. Это бесполезно. Каким-то шестым чувством понимаю, что трогать его сейчас бессмысленно.
Закрываю за ним дверь и, обхватив голову руками, медленно сползаю по стене.
Вот и рвануло. Как бы ни было сейчас страшно и больно, следует признать – виновата я сама. Нужно было сразу Герману все рассказать, он бы мне поверил. Он всегда мне верит.
Я сама все испортила.
Поднимаюсь и на затекших ногах плетусь в кухню убирать последствия драки. Поднимаю стул, грохнувшуюся со стола салфетницу и принимаюсь отмывать пол от засохших капель крови Баталова. Ему сильно досталось, остается только надеяться, что Герман не добивать его ушел.
Наступает вечер, за окном постепенно темнеет, а Греховцева все нет. Я ему не звоню и не пишу, сидя на подоконнике кухни, терпеливо жду его возвращения.
Знаю, он придет. Остынет, подумает и вернется.
Проходит еще два часа, и я, не выдержав, решаю его набрать. Слушаю равнодушный голос автоответчика и, отключившись, ложусь спать.
Засыпаю на удивление быстро, а просыпаюсь от того, что меня поднимают на руки. Я спросонья не сразу понимаю, что происходит. С перепуга, потеряв опору, машу руками и хватаюсь за широкие плечи.
Прижавшись лицом к прохладной после улицы толстовке, облегченно выдыхаю.
Вернулся.
Герман усаживает меня на подоконник и, нависнув, смотрит в глаза. Его лицо уже не такое неживое, каким было, когда он уходил. Но он все равно еще жутко зол.
