Время летит быстрее ракеты — совсем недавно на улицах правил бал сентябрь, дымил кострами сжигаемой ботвы и хвастался изобилием яблок, его сменил тихий октябрь с красно-желтыми пожарами на каждой кроне, и вот… вплотную подступила зима.
Кончается календарь, неумолимо приближается новый год, весна и долгожданная встреча с тем, кто так любит мел, и каждую ночь затевает внутри грандиозное пати.
— Тим, если ты и дальше будешь таким энергичным, лет через пятнадцать маме тоже придется свалить на какую-нибудь дачу, мой мальчик…
Именно так. Мальчик. Это известие, подтвержденное размытой фотографией ультразвукового исследования, придало мне спокойствие. И океан сил.
Очень жаль, что Тимур не знает.
Многие месяцы он не выходит на связь, со страницы исчезли все манифесты.
Я до основания разрушила нагромождения навязанных условностей и предрассудков, избавилась от всего, что мешало дышать. И отчетливо поняла, что Тимур, единственный из моего окружения, был мне действительно дорог и нужен как воздух.
Все еще скучаю по нему, как ненормальная, но никогда не решусь на встречу.
Возможно, я боюсь узнать о нем что-то новое — то, что мне не понравится и причинит боль, однако гораздо сильнее страшит вероятность не увидеть в его глазах нежности. И такой исход представляется самым справедливым.
Светлая грусть по Тимуру стала моим постоянным спутником: в тяжелые моменты упорно жую жвачку, смотрю на его фото на экране смартфона, и в солнечном сплетении сжимается узел, не дающий вдохнуть. Отсутствие новостей о нем — лучшая новость. Гораздо хуже было бы увидеть на его странице новые манифесты. Новую музу. Новую жизнь.
Живи, Тимур. Иди дальше. Пусть у тебя все сложится хорошо…
Вопреки опасениям, мне везет — видимо, маленький Тим тоже обладает даром папы приносить близким удачу.
В день увольнения и эпичных разборок с Олегом мне позвонили и предложили вакансию.
«… — Да, экономист с красным дипломом. Десять лет опыта…» — лепетала я в трубку, судорожно вспоминая проводки из курса бухгалтерского учета. А теперь искренне недоумеваю, почему так боялась перемен.
Как бы ни было тяжело, они всегда к лучшему — открывают неизведанные горизонты и мобилизуют скрытые ресурсы. Удаленно работаю сразу на две конторы, получаю приличный оклад и еще более приличную премию, посвящая делам самое жуткое время суток — поздний вечер и ночь.
Утро подчинено строгому распорядку — весы, прием витаминов, поход к врачу. Кровь из пальца, час под капельницей, иглоукалывание, лечебная физкультура…
Прежняя одежда стала тесной — хожу в толстовке Тимура, той самой, что постирала и спрятала в его первый визит в мою квартиру. В один из дней она выпала из шкафа — как привет от него. Отголосок тепла и уюта… Мне в ней классно.
Смахиваю снежинки с рукавов нового просторного пуховика, поправляю шарф и спешу к кафешке, притулившейся за уснувшим на зиму фонтаном. Щеки горят от морозца и быстрой ходьбы, а душа — от неведомых предчувствий и ничем не оправданной радости.
Звякнув китайскими колокольчиками, за спиной плавно закрывается дверь, светлый просторный зал сияет чистотой и белизной льняных скатертей.
Нанизываю одежду на золоченый палец вешалки, располагаюсь в уголке и улыбаюсь официанту, принявшему заказ. Грею руки о принесенный им картонный стакан с клюквенным чаем и смотрю в окно на снежную круговерть.
Было бы здорово сидеть здесь не просто так, а ожидая Тимура… Чтобы настоящей, полноценной семьей отметить приход зимы и, взявшись за руки, привычным автобусным маршрутом вернуться в теплый дом.
На накрахмаленную скатерть падает тень, шаркнув по полу деревянными ножками, отъезжает стул, и я в замешательстве поднимаю голову.
— Не против? — Худощавый парень в камуфляжном анораке садится напротив и светло улыбается мне, синие растрепанные волосы падают на лоб. Кир…
Я задыхаюсь от неожиданности и не могу унять ворох бесплотных надежд, переполнивших грудную клетку. Рефлекторно заглядываю за его плечо, но в зале никого больше нет.
«…Он даже спит в анораке. И душ принимает в нем же. Кажется, у него есть и летний вариант, и зимний вариант, и парадный вариант и вариант на каждый день…» — вспоминаю шутку Тимура, и от внезапной радости и жуткого разочарования еле слышно пищу:
— Конечно не против! Располагайся, Кир! — Он улыбается еще шире, от глаз лучами разбегаются едва заметные паутинки морщин.
— Здравствуй, Май. Это чудо какое-то: я здесь на день, проездом, но столкнулся с тобой!
…Май. Только ребята из компании Тимура обращались ко мне так.
— Привет! Приятная встреча! — я искренна, Кир не менее восторженно кивает. Ставит перед носом стаканчик с кофе, обхватывает его ладонями и долго разглядывает, прежде чем поднести трубочку к губам.
В этом парне есть что-то от святого или блаженного — потрясающее спокойствие в любых ситуациях, безграничная доброта и готовность отдать последнее. А еще — острый ум, проницательность и блестящее чувство юмора.
Мы довольно много времени провели вместе, но, из-за моих комплексов, так и не стали друзьями.
Я теряюсь, не знаю, как продолжить разговор, затянувшаяся пауза напрягает, но, похоже, что только меня.
Кир ведь общается с Тимуром, в курсе его дел, он — единственное связующее звено между нами, и я не выдерживаю:
— Как дела у Тимура?
Кир мгновенно включается в реальность, будто только этого вопроса и ждал.
— Тимур пару недель бухал и прогуливал работу. Но я не уволил его. Сейчас все окей. Говорит, что ему не подходит такая жизнь, а те, кто подталкивал его к ней, ошибаются. Снял квартиру с парнями из сквота. И поступил-таки в универ. Мы убедили его, что айтишники в наши непростые времена — новая нефть…
Собеседник с явным удовольствием потягивает кофе, а я моргаю, пряча увлажнившиеся глаза. Тереблю бахрому жесткой скатерти и кусаю губы.
— Знаешь, Май, ему нельзя в рамках. Тесно. — Вдохновенно продолжает Кир. — Сколько раз мы гоняли его из сквота, мать вгрызалась нам в глотку, травила заявлениями в управу и полицию, но он все равно приходил. За эти годы чувак стал мне сыном. И его мышление — парадоксальное, непостижимое, гениальное, не так-то просто изменить. Да и не надо, Май! Например, он втемяшил в башку, что ему нужен «Мерс» бизнес-класса. И, самое прикольное, он купит его через пару лет. Люди с такими мозгами добиваются всего…
Отлично понимаю, что стало причиной его стремления к материальным благам и сокрушенно вздыхаю.
Несмотря на свои подвиги, я никогда не смогу почувствовать себя равной ему — по степени свободы, смелости, силе духа. Не представляю, как вымолить у него прощение. Как подступиться, с чего начать, что сказать, чтобы вернуть прошлое…
— Май, сколько, по-твоему, мне лет? — Кир выводит меня из ступора странным вопросом и, не дожидаясь ответа, намертво фиксирует мой взгляд своим — космическим, ненормальным, глубоким.
