И от ужаса скручивает живот.
— Окей, я и не рассчитывал на взаимность так скоро. Но я не сдамся. Как тебя зовут?
— Кажется, ты бредишь… Может, хватит? — Из-за леса показывается тупая желтая морда автобуса, и я поспешно отбегаю к беленому бордюру: — Если так и будешь там стоять, транспорт уедет без тебя.
— А у нас нет сегодня занятий. Хочешь правду? Я специально пришел на семичасовой. Давно собирался подвалить, решился наконец, но в итоге из-за бабки пришлось импровизировать. Если что-то не так — извини, со мной такое впервые…
Не хочу слушать его нескончаемый треп — запрыгиваю в гостеприимно распахнутые двери, покачнувшись, ловлю липкий поручень и ищу не в том кармане проездной. Сердце расплавилось к хренам, разум вытек через уши, внутренности сжигает огонь. Напоследок оглядываюсь, а зря: мальчишка подмигивает, рисует в воздухе сердечко и нахально улыбается.
***
9
Прижимаюсь лбом к прохладному дребезжащему стеклу средней площадки, медленно стряхиваю с себя шок, привожу в порядок мысли.
Если бы мне было восемнадцать, случившееся могло сойти за ванильную романтику, окрылить и свести с ума, но в моих обстоятельствах смахивает на дурной сон.
Среди неустроенности и повседневных проблем, для полного счастья мне не хватало только малолетнего психа — и вот он нарисовался…
Не дожидаясь лифта, через три ступени бегу на нужный этаж, однако на удивление примета все еще работает, мне везет — влетаю в офис на пару минут раньше Натали, успеваю включить комп, дежурно улыбнуться незаметно подмигнувшему Олегу, разложить на столе стопку бумаг и даже плеснуть кипяток в чашку с Дартом Вейдером.
Работа спорится, но от пережитого волнения, усугубленного до густоты крепким кофе, пальцы дрожат и промахиваются мимо клавиш. Ощущение обиды, несправедливости и грязи автобусного инцидента засело в горле и жалит, жалит, жалит… Но его перебивает что-то невесомое, светлое, чистое и теплое, как запах солнца, сохранившийся на запястье.
Матерюсь и ловлю настороженный взгляд первого зама — своего недоухажера, недорыцаря, да и вообще… недомужика.
Не многие в наши дни способны, рискнув спокойствием, вступиться за ближнего, это давно уже норма жизни. Безразличие — норма жизни…
Мальчишка прав — все мы — просто мрази, нас не за что уважать.
Я даже не удосужилась его поблагодарить, и теперь он видится мне потерянным и одиноким, нуждающимся в участии и тепле.
Мама всегда говорила, что я неразборчива в связях и излишне добросердечна, пусть так. Но дискомфорт от неправильности моего поступка все равно не отпускает, тревожит и изрядно отравляет кровь.
— Дамы и господа! В преддверии Дня Победы поступило предложение всем дружным коллективом сходить в «Метелицу». Желающим необходимо сдать по пять тысяч рублей! — объявляет Натали, по случаю предстоящего корпоратива облаченная в такую узкую юбку, что я невольно переживаю за прочность швов. — Однако… Если у вас есть незавершенная работа, просьба остаться сверхурочно и доделать ее до выходных!
Ну конечно же, оговорка касается только меня — я свожу воедино результаты отдела, подготавливаю отчеты и анализирую итоги.
Коллеги вяло и ненатурально радуются, а я усмехаюсь.
Все началось восемь лет назад, в канун Нового года. Тогда мы с Натали еще приятельствовали, занимали одну и ту же должность и вместе заказывали наряды в онлайн-магазине. И, по странному совпадению, пришли в кабак в одинаковых платьях. Но внимание мужиков было приковано не к ней…
Я не расстроена, сколько не прислушиваюсь к себе. Выходка злопамятной мегеры не достигла цели.
Пусть стайка безвольного планктона покорно идет за ней, напивается до поросячьего визга, фальшиво поет в караоке и изображает безудержное веселье. У меня есть куда более занимательный маленький грязный секрет, и от мыслей о нем щекочет в солнечном сплетении.
Умываюсь в уборной холодной водой, долго смотрюсь в заляпанное чем-то мерзким зеркало и еле сдерживаю торжествующую улыбку. Ничего выдающегося в мутном отражении я не нахожу, но если молодой симпатичный парнишка разглядел красоту… как же хочется ему верить!..
Чтобы впредь его избегать, придется изменить распорядок дня — вставать на час раньше, пиликать на другую остановку и до самой пенсии ездить на работу с пересадками. А потом… Когда-нибудь потом мы все же пересечемся и он уступит мне место. Если поумнеет и пересмотрит жизненные позиции, а я каким-то чудом вдруг перестану быть трусливой мразью.
— Да, Майка, хреново получилось… — весьма искренне сочувствует Олег, когда мы тайком уединяемся в курилке. — Как же она задолбала со своим недотрахом. И ведь слова поперек не скажешь — будет потом вечно жрать…
Он приобнимает меня, и я неосознанно подаюсь навстречу его не слишком уютному теплу. В конце концов, иногда с ним бывает весело.
— А давай завтра после салюта созвонимся? Посидим где-нибудь, потом поедем к тебе. Как такой вариант? — Он с азартом треплет край галстука, но у меня мгновенно созревает другой план.
— Олег… Завтра я еду к маме… — самое время поделиться информацией, что его там тоже ждут и очень нуждаются в помощи в установке теплицы, но, подавив горький смешок, я расплющиваю окурок о грязный подоконник и ухожу.
После пяти офис пустеет — гаснут лампы над рабочими столами, смолкают кулеры в перегревшихся системниках и ноутбуках, повисает гулкая тишина. Солнце клонится к горизонту, неотвратимо темнеет, зато оживают посторонние звуки, шорохи, стуки, эхо чьих-то шагов и отзвуки голосов — наверное, это призраки несчастных работяг, почивших от непосильного труда прямо на рабочих местах, взывают к уцелевшим…
Напряженно всматриваясь в черноту неосвещенных углов, допиваю очередную порцию мерзкого остывшего кофе и отправляю на печать готовый отчет. Отойдя подальше от датчика задымления, распахиваю фрамугу, прикуриваю и смачно затягиваюсь — в мозгах тут же воцаряется идеальный порядок.
Город внизу окутал надушенный теплый вечер, под розовыми фонарями россыпями конфетти бьются мотыльки, фиолетовое небо над домами расчерчено золотыми полосками облаков. По брусчатке прогуливаются влюбленные парочки и счастливые семьи — улыбающиеся мамы и гордые папы, держащие за руки вертлявых детей. Лавочки у ТРЦ оккупировала шумная молодежь, вероятно, среди них обретается и мой сумасшедший Ромео…
Покачнувшись, провожаю взглядом сорвавшийся с кончика сигареты пепел и трясу головой. Надеюсь, его попустило, он в объятиях своей девочки и не вспоминает обо мне.
Я не обижусь. Я тоже забуду сегодняшний разговор.
Юность — прекрасное время надежд, планов, бушующих чувств и странных решений, имеет свойство молча уходить, предавать, разбивать надежды.
Но предвкушение чего-то неведомого, неизбежного и фатального, возможного только в мае, все равно сводит мышцы и давит на горло.
