Мне нужны жилье и работа — внимательно просматриваю все страницы и впадаю в отчаяние. Герои моих любимых фильмов бросали все и без труда начинали с нуля, но реальность обескураживает: оказывается, аренда приличной квартиры стоит очень дорого, а работы для студенток-второкурсниц в нашем городе попросту нет.
Снег за пластиковыми стенками усиливается, ветер задувает под лавочку, пальцы уже ничего не чувствуют, глаза слезятся.
Но вернуться к Артему — значит сдаться, и мозг продолжает напряженно искать выход.
Бабушки, подхватив баулы, подаются к дверям подъехавшего автобуса, он заботливо принимает их в свое теплое нутро и отъезжает. И я вдруг отчетливо вижу желтую вывеску на противоположной стороне проезжей части. Ломбард.
Раньше эти заведения ассоциировались у меня с нищетой, обманом и безысходностью, но сейчас я встаю и со всеми пожитками тащусь к переходу. Вваливаюсь в небольшое помещение, заставленное техникой и антиквариатом, дышу на руки и умоляю девушку за стойкой:
— Скажите, сколько вы сможете за это дать?!
Роюсь в сумочке и кладу на стойку драгоценности — мамины изумруды, рубины и сапфиры, обрамленные золотом, испуганно поблескивают в ярком свете ламп. Некоторые из них маме подарил папа, но большую часть она фанатично скупала в ювелирных магазинах без всякого повода. Я не любила «побрякушки» и не разделяла ее увлечения, но теперь мысленно благодарю.
Девушка внимательно разглядывает колье, серьги и браслеты через лупу, взвешивает их, наносит на металл специальный состав и объявляет конечную цену — раза в четыре заниженную.
Обычно в таких ситуациях за меня вступалась Катя и закатывала скандал, и мне ее не хватает. Но за стеклянной дверью бушует вьюга, идти некуда, а денег, вырученных за мамино колье, хватит на три месяца аренды маленькой однушки в спальном районе.
Читаю и подписываю предложенный договор. Нужно привыкать мыслить категориями выживания. Как говаривал Харм, чтобы удовлетворить базовые потребности, иногда приходится махать метлой.
Возвращаюсь на остановку с пачкой денег в кармане и чувствую себя по-настоящему богатой и взрослой. Кошмар последних месяцев многому научил меня, я смогу перенести любой удар судьбы и подняться. Мама бы мною гордилась.
Как по мановению волшебной палочки, снег заканчивается, из-за крыши выглядывает солнце, белые сугробы слепят глаза и дарят ощущение праздника.
Отрываю от столба объявление «Сдаю квартиру. Очень дешево!», набираю указанный в нем номер телефона и вслушиваюсь в монотонные гудки.
***
Жизнь налаживается.
До вечера избавляю от грязи и пыли убитую однокомнатную квартиру, навожу в ней красоту и раскладываю свои вещи в перекошенный шкаф без дверок.
Наполняю пожелтевшую чугунную ванну горячей водой и погружаюсь в волны умиротворения и счастья. Из неплотно завернутого крана капают капли, плафон над тусклой лампочкой отбрасывает на потолок круглую тень.
«I wanna become Harm for you» — колышется надпись, искаженная толщей воды.
— Ты уже им стал, — грустно усмехаюсь я. Душу скручивает сожаление и тоска о несбывшемся, но обиды и злости нет.
У него были причины поступить так — пусть даже мотивы его были низменными и жестокими. Он предал и остался в своей темноте, так и не поняв, что подтолкнул меня к свету. Ведь до встречи с ним я не подозревала, каким человеком являюсь и насколько сильной могу быть.
Я не знаю, чем он занимается, чем дышит и чем живет, как идут его дела — мне наплевать…
Но я бы не хотела, чтобы он страдал. И чтобы был счастливым — не хотела бы тоже.
Настойчивые вопли смартфона вырывают меня из плена тяжелых мыслей. Обмотавшись полотенцем, я покидаю ванную и возвращаюсь в комнату.
За окном без штор опустились синие сумерки, в соседних домах загораются желтые огни. Занятия в универе закончились, и Катя вновь стремится со мной поговорить.
— Ты где? — орет она в мое ухо. — Я сегодня все молитвы вспомнила. Ты почему на учебу не пришла?
— Я сменила место жительства. Рассталась с Артемом и переехала. Было не до лекций.
В трубке слышится возня и приглушенный шепот, и Катя меняет гнев на милость — новости о моей личной жизни всегда будоражили ее, а в последнее время и вовсе порождают нездоровое любопытство:
— Ого. Куда переехала? Я приеду прямо сейчас!
— Твой парень тебя отпустит? Слушай, так вот почему сегодня выпал снег…
Катя не ценит мое чувство юмора — в очередной раз убедившись в этом, я вздыхаю и диктую ей адрес.
Спустя полчаса ее «Mini», уткнувшись бампером в сугроб, паркуется во дворе, раздаются шаги на лестнице и стук в дверь.
Подруга без всяких приветствий влетает в квартиру, отдает мне пальто и в ужасе озирается.
— Ну ты даешь…
Пожимаю плечами, вешаю пальто на крючок и веду ее на кухню — там хотя бы есть два целых стула, стол и чайник с чашками. Я рассказываю ей о суде над папой, делюсь соображениями о наших с Артемом перспективах, и Катя признается, что итог был давно очевиден даже ей.
— Он тебе не по зубам. Прости…
Мы глушим черный чай, оставленный хозяйкой, и под шумок рассматриваем друг друга. Катя пытается понять, насколько хорошо я справляюсь со свалившимися проблемами, а я замечаю, как сильно она побледнела и осунулась за неполных два месяца — два гребаных месяца мы не общались с ней вне универа!
Она первой решается прервать тишину — отставляет чашку и объявляет:
— Чай — редкостное дерьмо. И ты, Никуся, в дерьме — достаточно оглядеться по сторонам.
— Со мной все хорошо! Мне просто нужна работа, — отрезаю я. — Лучше посмотри на себя! Мы отдалились. Тебе больше не по статусу наша дружба или дело в другом?
Катя водит ногтем по золоченому ободку чашки и молчит, а я взрываюсь:
— Знаешь, что? Меня бесят твои секреты и твои бегающие глазки. Меня бесит твой парень. Скажи мне, как его зовут, и я набью ему морду!
— Не знаю… — буркает она и делает вид, что в мире нет ничего интереснее чаинок, плавающих в кипятке.
— Чего? — ахаю и в шоке пялюсь на подругу. — Ты в своем уме? Сколько вы уже вместе?
— Я не знаю его имени. Но у них в компании так принято. Его все знают под прозвищем.
Смутное подозрение давит на сердце и холодком проходится по коже.
— Он — сирота? — шепчу я. — И живет примерно в таком же дерьме?
Катя громко хохочет и смотрит на меня как на больную:
— Всем бы жить в таком дерьме… У него очень красивая мать и огромный дом в пригороде — бассейн, сауна, шелковые простыни — м-м-м… — Она закатывает глаза, а в моем виске стучит молоточек зарождающейся мигрени.
Шумно выдыхаю и медленно прихожу в себя.
