Перед носом возникает стакан с водой, забираю его и отпиваю добрую половину.
— Постой. Постой… — повторяю как заведенная, и мысли разбегаются испуганными тараканами. — А где он сейчас?
— Дома, наверное. Или убивается чем-нибудь в «Гадюшнике». Просто подумал, что тебе надо знать.
Тренькает оповещение о прибывшем такси. Я хватаю сумку и спешу к выходу, на бегу отправляя Артему голосовое сообщение — диктую адрес того самого паба.
— Скажи, что мне очень нужно его увидеть! — прошу я. — Только больше ни о чем не рассказывай…
Я не знаю, какой ад у Харма в душе и какой шум в голове. Что за причины толкнули на это парня, убедительно играющего прожженного циника? И что за поступок сделал для него невозможной дальнейшую жизнь?
Всю ночь меня трясет так, что стучат зубы.
Да, я переживала за него, но не настолько, чтобы почувствовать, услышать, прочитать. В то утро его откачивали в реанимации, а я пребывала в блаженном неведении, витала в облаках и надеялась на новую встречу. А если бы он… сумел завершить задуманное?
— Дурак… — Я задыхаюсь от ужаса и комкаю мокрую от слез подушку. — Ты реально собирался кинуть меня вот так? Разве после всего, что было, у тебя осталось право решать в одиночку?..
Навязчивые мысли душат и давят, перемежаются тревожными снами и ожиданием грандиозного скандала — утром самолет Жени приземлится в аэропорту столицы, а к вечеру брат будет здесь и лично проведет разбор полетов.
Мы не виделись три года. Три года я не обнимала его и не держала за руку, а ежедневные сеансы связи были всего лишь суррогатом живого общения. Изменился ли он? Изменилась ли я?
В голову лезет рассказ Артема о несчастной Маше — он никак не клеится к образу брата, запечатленного моей памятью. Но сейчас, взвешивая все за и против, я вдруг понимаю, что Женя реально способен на такой чудовищный шаг. Раньше я вообще многого не замечала, смотрела сквозь пальцы, оставалась равнодушной…
Артем не упомянул о шантаже или неадекватных поступках Маши. А вот отсутствие у девушки статуса и денег действительно могло стать проблемой для моего братца.
Наверное, она очень сильно нуждалась в его поддержке. Наверное, она настолько любила его, что не мыслила без него будущего…
А еще я впервые услышала шокирующую историю о мальчишке, в полном одиночестве проводившем сестру в последний путь.
Интересно, как он живет сейчас? Вот бы найти его и поговорить — попросить прощения за всех нас и помочь. Хотя бы сочувствием.
Мне снятся зеленые глаза — холодные и озлобленные, и в них — обожание.
Зависимость. Раскаяние. Боль. Страсть. Ненависть. Смерть.
К счастью, непоправимого не случилось. Значит, все еще будет хорошо.
Новый день — последний день сложного для меня года — по привычке начинается с тошноты, горечи во рту и озноба. Умываюсь холодной водой, прибираюсь в квартире, но бросаю бесполезное занятие — все равно эта халупа ни в какое сравнение не идет с лондонскими апартаментами брата.
Потеплее одеваюсь и спешу на елочный базар, выбираю самую маленькую и невзрачную елку и тащу ее на плече через улицу. Не потому, что денег не хватило на большую и пушистую ель, а потому, что она тоже достойна быть частью праздника.
Возвращаюсь в приподнятом настроении, водружаю ее на сломанный стул в углу и обвешиваю купленным там же набором дешевых пластиковых шариков — ничего общего с фигурками ангелов и птиц от Swarovski, теперь украшающими чей-то чужой дом, но все равно атмосферно и красиво. Мой первый самостоятельный Новый год. Сегодня должно случиться что-то волшебное.
Ожидания тянут и изводят, я волнуюсь и надеюсь на невозможное, и ближе к трем звонит Артем.
— Нашел твоего зумерка, — вместо приветствия сообщает он. — В «Гадюшнике» отрывался…
Отбрасываю зеркальце и тушь и визжу от радости. Это гребаное чудо. Сегодня я увижу Харма. Обниму, поцелую и врежу по морде. И спрошу: почему? Я задам ему только этот вопрос, ведь ответы на остальные уже давно знаю.
Но голос в трубке тревожит и пугает — судя по тону, Артем в ярости.
— Слушай, малая, это дохлый номер. С ним невозможно разговаривать — рожа так и просит съездить по ней. Он секунд тридцать соображал, о ком я толкую, когда я передал от тебя привет. Этот слизняк мне еще в прошлый раз не понравился. Знаешь, какие у него планы на жизнь? Потрахаться с кем-нибудь и поскорее сдохнуть — это его слова. Даже если с ним поговорят серьезные ребята, мозгов у него не прибавится. Забей, просто забей и не трать на ушлепка свое время!
— Что в итоге? — перебиваю я. Сердце обжигают обида и боль, но, пока Харм не повторит эту чушь, глядя мне в глаза, я не поверю в его искренность. — Он придет?
— Он не собирался, пока я не сказал, что с ним хочет пообщаться твой брат. Тогда он помялся и вроде как согласился — условились на двадцать три ноль-ноль в моем клубе. Но понимания между ними точно не возникнет — вангую испорченный праздник. С наступающим!
Глава 34
За окном стремительно стемнело, в соседнем доме зажглись гирлянды, от канонады фейерверков и петард дрожат стекла. Верчусь у мутного зеркала в прихожей и поправляю платье из легкой ткани в мелкий синий цветочек. Оно летнее и не подходит к сегодняшнему торжеству, но все остальные катастрофически на мне висят.
Я действительно похудела, даже осунулась — организм не принимает пищу, и я никак не могу с ним договориться.
Выпрямляю утюжком непослушные волосы, наношу тени и завершаю макияж яркой помадой.
Конечно, в таком виде Харма к своим ногам мне не уложить, но получилось вполне мило — улыбаюсь отражению и не поддаюсь волнению, хотя пальцы дрожат, а в солнечном сплетении поселилась ледышка.
Я знаю, насколько сильно Даня «любит» богатенького Артема и как убедительно может играть в отморозка. Но мотивы другого его поступка — безумного и страшного — спрятаны за семью печатями и очень тревожат меня.
Несмотря на непростой характер, он ведь любим — публикой, девушками, друзьями, более взрослым окружением. Он любим мной… У него есть увлечение и талант, есть навыки выживания в большом городе, есть жилье. У него впереди огромное будущее.
Так почему же, черт возьми. Почему?..
Я призналась, что готова разделить с ним любые трудности. А он признался, что любит, и был очень убедителен в ту ночь.
А что, если я и вправду больше ему не нужна? А вдруг он не хотел соглашаться на встречу, но испугался моего брата?
Колпачок от помады падает на пол и катится в угол. Лезу под древний трельяж, извлекаю беглеца из пыли, выпрямляюсь и смотрю в свои бесцветные глаза.
Бред. Харм не боится даже дьявола — значит, надежда все еще есть.
Я не дам Жене встрять в разговор — мы с Даней выйдем подышать или вообще уедем из клуба. Ведь на улицах так красиво!..
