– Неаполь.
– Мм-м, Люксембург.
И снова в меня сиськами бьется. Ладошками грудь сдавливает – аж дыхание выбивает.
Какие города? Не соображаю. Особенно, когда одна ее рука дерзко, типа, щекотно, отправляется в поход по моему животу.
– Я-я-я-ярик… – дразнит и торопит, гуляя пальцами все ниже. На автомате задерживаю дыхание и мышцы напрягаю. – Ого, ну у тебя и пресс, Градский! Можно под футболкой потрогать? Ты такой твердый… – да, пиздец, какой твердый! Ты даже не представляешь, какая радость… – Можно? Я-я-яр-р-р…
– Нет, нельзя, – шиплю со скрипом.
Перехватывая ее пальцы, машинально сжимаю.
– А-а-а-у, – вскрикивает Машка. – Больно, придурок… – и кусает меня за плечо.
Перед глазами скоростным паровозом калейдоскоп мигающих лампочек летит. Убивает, на хрен. Резко разворачиваясь, не владея примитивным набором приличных слов, пытаюсь что-то сказать ей. Вот только из-за смещения наших тел это долбаное ложе прогибается, и я, право слово, нехотя на Машку наваливаюсь.
И тут-то… Мириада звезд такая несется, словно на ковре-самолете в Бангладеш слетал!
Я понимаю, что продолжения не будет… Понимаю… Шутки шутками, но Машку трахать нельзя. Сука… Мне даже думать о таком не велено. И тем более такими словами, потому что… Это ведь Маруся Титова, мать ее…
– Ярик… – сдергиваю себя с кровати быстрее, чем она успевает закончить. – Ты куда?
Замираю в темноте.
Куда тут двинуться? Опускаюсь на Машкину постель.
– Напомни, святоша, на какой букве закончили? – стараюсь, чтобы голос звучал легко, мол, мне чрезвычайно весело.
– Я сказала: Люксембург… – растерянно тянет «сеструля».
Кодовое слово, черт возьми!
– Гамбург, – оживает мозг.
Запах ее все еще стоит в легких, но хоть тактильный контакт разорван.
– Гётеборг!
Что, блин? Ладно…
– Гонконг.
– Грюнберг!
– Ты решила меня выбесить этой буквой? – шиплю в темноту.
– Разорви, – и хихикает, зараза. – Вспомни с другим окончанием.
Напрягаюсь сильнее, чем на экзамене по географии, и выдаю победно:
– Грозный!
– Йёнчёпинг! – орет Машка на весь бункер и вовсю хохочет.
– Я тебя сейчас… – выдыхаю вкрадчиво, больше для себя, прежде чем подорваться на ноги.
Когда хватаю ее на руки, она от неожиданности визжит, как потерпевшая.
– Ярик, дурак, блин, – возмущается дребезжащим голоском. – Здесь же темно и страшно… Я испугалась!
Подбрасывая в темноте, ржу, когда она вновь орет. Встряхиваю и на плечо закидываю.
– Трусы хоть сухие?
– Пошел ты в жопу!
– Не ответишь, сам проверю.
Двигаю ладонью по задней поверхности ее бедра вверх, целюсь к развилке ног. Машка вдруг вместо того, чтобы визжать и извиваться, резко цепенеет. Кажется, что и дышать перестает. Я так точно… Веду выше и выше. Ощущая округлость ягодицы, глаза прикрываю. Сдвигаю ладонь внутрь… Слышу, с каким надрывным шумом задержанное дыхание из груди вырывается. И… С этим звуком отмирает святоша. Лупит меня по спине и принимается отчаянно елозить.
– Маньяк… Извращенец… Озабоченный придурок! Немедленно отпусти меня, козел!
Я смеюсь ровно до момента, когда она впивается зубами мне в спину. Рычу от боли и злости. Проворачиваю ее, но скинуть на кровать не решаюсь. Темно все же, могу не рассчитать.
– Уймись, Семирамида
[1], – рявкаю, прижимая к груди ближе, чем требуется. – Не доводи меня.
– А то что, блин?
– Лучше тебе не знать, святоша!
– Ха-ха, как круто и угрожающе! Дрожу! Прям вся вспотела! Мокрая как мышь…
– Слезай с меня, блин.
– Вообще-то, я на тебе не сижу! Ты держишь меня!
– Потому что не хочу уронить куда попало, дура! Опускай ноги медленно, и я отпущу.
– Вот, – выпрямляется, наконец. – Доволен теперь?
– Очень! – рявкаю напоследок, прежде чем отойти.
Как слепец, шарю по воздуху руками, натыкаясь на предметы мебели, добираюсь до кровати. Машка, конечно, ни на шаг не отстает. В футболку сзади вцепилась и паровозом двигается.
– Яр… Ты же не злишься? Я просто шутила… – пищит, когда на кровать заваливаюсь.
Пошла на попятную, блатата. Боится, что прогоню.
– Ложись уже, – бросаю сердито и отворачиваюсь.
В сложившейся ситуации Титову дважды приглашать не нужно. Запрыгивает и снова меня, черт возьми, обвивает руками.
– Надеюсь, ты наигралась и теперь дашь мне, на хрен, поспать.
– Да… Спокойной ночи, Ярик.
– Спи уже.
– Сам спи, – эта переговорка у нее наверняка вырывается случайно.
Так мы делали в детстве, когда нас троих – меня, ее и Никиту – укладывали в одной комнате. Постоянно соревновались, кто первый уснет.
Моя Машка… Моя же…
– Спокойно ночи, Маруся, – выдыхаю мягче.
– Завтра ведь будет лучше?
– Обязательно.
– Хорошо.
Как всегда, верит мне.
– Все, святоша. Сейчас реальный спок. Устал я.
– Спок.
Глава 10
Мария
С каждым днем, проведенным в бункере, Ярик становится все более отчужденным и раздражительным. Не понимаю, чем его так злю. Нет, иногда, конечно, умышленно кровь из него сосу. Но тут уже, даже когда я зайка-паинька, смотрит с укором, обличая в каких-то надуманных провокациях.
Вероятно, мы попросту, как я и предполагала, дуреем от чертовой психоделики. В этом жутком месте трудно оставаться нормальным, даже если у тебя с головой никаких проблем изначально не возникало. А если еще какие-то мелкие тараканы и незначительные сдвиги – ловите мою крышу! Аж в ушах свистит, так летит.
У каждого человека есть свой жизненный ориентир. Мой – Градский. В бункере… Хочу быть ближе к нему. Хочу приклеиться. Ни на секунду не отпускать. Он – мой якорь, только за него держусь. Без него вообще никак. Не справлюсь. Все, что угодно, лишь бы с Яриком! Вот только он, напротив, все чаще умышленно увеличивает между нами дистанцию. Замечаю ведь… Садится дальше, чем обычно. Подолгу зависает в ванной на перекурах. Ночью сразу же отворачивается к стене.
