– Зачем ты сидишь здесь одна?
– Адам… Мне кажется, это бумеранг, карма… Я ведь тоже из дома уходила… Теперь только понимаю, что мама пережила.
– Ты не сравнивай! Не сравнивай, Эва. Такое не сравнивай, – крайне жестко пресекает развитие губительных мыслей. – Сама знаешь, у тебя выбора не было. Да и как ты ушла? Я тебя забрал, – должно быть, руки, пока сидела здесь, околели. У меня такое от нервов случается. Сейчас только чувствую, что в ладонях Адама отогреваются. – У Машки все хорошо.
– Так страшно, что кто-то может причинить ей боль. А я ничем помочь не могу… Ничем… Вдруг ей плохо? Вдруг зовет меня? А я не слышу? Адам…
– Ярик ее в обиду не даст, – в сотый раз заверяет муж.
Знаю, что ему тоже тяжело. Прикрывая веки, планомерно дыхание выравнивает.
– А если… Адам, если между ними что-то плохое произошло? Как у нас было…
– Нет. Они совершенно другие, Эва.
– Мне теперь… Если промотать все, что было в прошлом, кажется, они давно влюблены.
– Да, знаю, – сдержанно соглашается, отводя взгляд. Потом добавляет, непонятно, для меня или для себя все же: – Это неплохо. Неплохо. То есть… Они выросли. Это нормально. Мы должны принять.
– Да, наверное… Я хочу только, чтобы она вернулась. Живой и здоровой. Адам… Я без нее не смогу. У меня сердце вынули, понимаешь? Мое сердце ушло. А я осталась.
– Конечно, она вернется. Обещаю.
– Я ей мысленно свои силы посылаю. Разговариваю с ней даже во сне. Она сильная, правда?
– На сто, нет, двести процентов. Потому что от меня и от тебя.
– Если бы не ты… Без тебя я бы не справилась, Адам. Ни тогда… Ни сейчас.
– Просто я люблю тебя, помнишь?
Киваю. Помню, знаю, чувствую.
– Просто я выбрала самого сильного, – все же дополняю свою мысль.
– Да, – снова это емкое слово, с моей любимой интонацией и значимой паузой. – Я все исправлю. Как всегда, решу вопрос. Будет наша Машка дома. Будет.
Глава 17
Мария
Мы смотрим несколько фильмов сразу после завтрака. После обеда из супа быстрого приготовления пару часов режемся в карты. Позже, практически не разговаривая и, что очень-очень странно, не споря по поводу правил, вяло играем в монополию. Ужинаем омлетом, который по очередному заданию из пастеризованных яичных белков готовить Яр.
Вечером вновь перемещаемся в «кинозал». Кадры выбранного мной триллера мелькают и сменяются. Прошло не меньше половины фильма, а я все не могу въехать в сюжет. Мы с Градом сохраняем видимость, что между нами ничего нового не происходит. Вот только… Если это так, почему боимся друг друга коснуться? Выдерживаем дистанцию, сидя по разные стороны дивана. Лишний раз не рискуем даже взглядами столкнуться. Когда такое было?
Освещение исходит лишь от телевизора. По мере происходящего на экране – оно то ярче, то тусклее. Нагоняет какой-то мрачности и вместе с тем будоражащей интимности. Мы столько фильмов с Яром пересмотрели, никогда таких ощущений не было.
Всему виной этот поцелуй…
Черт…
Вот зачем я об этом думаю?
Помещение заполняют нарастающие тревожные биты. Я перевожу взгляд с экрана на Ярика. Он смотрит на меня. Когда между нами устанавливается зрительный контакт, поджимает губы и резко вдыхает через нос.
Внутри меня все эмоции, всполохнувшись, поднимаются на революцию. С транспарантами и дикими речевками.
Поцелуй его… Поцелуй!
Не могу я… Не могу!
Спровоцируй… Спровоцируй! Пусть он тебя поцелует… Пусть!
Нельзя… Нельзя!
И, к тому же, я не знаю, как это сделать… Отвернуться не могу. Взгляд Яра, словно лучевое тепло, физически меня касается. Согревает лицо волнением. А уж смещаясь на губы, и вовсе какой-то фитиль внутри меня поджигает. Задыхаюсь, когда допускаю мысль, что тоже желает повторить поцелуй. Не отдавая отчета, насколько провокационно это, должно быть, выглядит, спешно скольжу языком по верхней губе.
Градский сглатывает. Замечаю, на этом движении выразительно дергается его кадык. Тоже смотрю на его губы. Смотрю… И у меня мурашки ползут. Кожа начинает покалывать. Дыхание сбивается.
Поднимаю потяжелевшие веки и, когда мы возобновляем зрительный контакт, догадываюсь, что Ярик взволнован не меньше меня. Его карие глаза подернуты поволокой. Чувствую, что и мои транслируют примерно то же: запретное возбуждение, неестественное томление, бесстыдное желание и голодное нетерпение.
Внутри такая жаркая волна поднимается, будто воспламеняюсь изнутри… Соскакивая с дивана, нервно одергиваю длинную мужскую футболку, которую ношу в комплекте с мужскими трусами-боксерами.
– Принесу еще попкорн! – объявляю высоким голосом.
И, не глядя на Града, вырабатывая безумную скорость, несусь в кладовую.
Да что со мной происходит?
Сама себе удивляюсь. Ничего не понимаю… Этот бункер сводит нас с ума?
Хватаю из большого картонного ящика пакетик кукурузных зерен, не заморачиваясь с выбором вкусового наполнителя.
– Скоро выключится свет, – слышу приглушенный голос за спиной.
Судорожно дергаюсь и роняю пачку на пол.
– Черт, – сокрушаюсь едва слышным сиплым тоном. – Да… Сейчас… Успеем… Я быстро…
Хочу, чтобы он вышел. Потому что в этот миг немаленькое помещение кладовой ощущается крохотным замкнутым пространством. Тяжело сохранять невозмутимость. Я не знаю, что происходит… Просто понимаю, что рядом с Яром испытываю очень сильное, граничащее с паникой волнение.
– Через десять минут выключится свет, – вроде как абсолютно спокойно информирует он. Но большие расстановки между словами выдают напряжение. Я ведь его тоже хорошо знаю. – Зачем нам попкорн?
Затем, чтобы занять чем-нибудь мозги и руки.
– Мой день еще не закончился, Яр. Чего ты раскомандовался? – за возмущениями пытаюсь скрыть ненормальное нервное возбуждение.
– Не раскомандовался. Рассуждаю разумно.
Да, он прав, надо признать. Не станем же мы тупо обжираться попкорном в темноте. Ради чего? Он катит только под фильм.
Заставляю себя кивнуть и отложить пачку обратно в коробку.
– Ладно. Досмотрим завтра, – произношу как можно спокойнее. Вспоминая, что завтра, а точнее после полуночи, мы будем жить по плану Ярика, добавляю: – Если захочешь, конечно. А пока… Сыграем в прятки, – на ходу придумываю последнее задание.
Стыдно признаться, попросту стремлюсь сбежать от него. Чтобы дать сердцу успокоиться. А там и время спать подойдет.
– Тогда прячься, святоша, – тихо подхватывает Градский. Взглядом меня окидывает с ног до головы. – Буду искать.
