– Без молока.
– Договорились!
Хоть день и мой, во всем ему угождаю. Вот только Ярик не будет Яриком, если не усложнит. Слишком внимательно за мной наблюдает. Непрерывно, будто что-то новое отыскать намеревается.
Я такая, какая есть.
Ничего не изменилось!
Стремлюсь, чтобы днем все было по-старому. Сама этот порядок поддерживаю. По крайней мере, очень стараюсь.
Изматываю Яра болтовней. Потому что фигню всякую оглашаю. В основном, пока лежим по кроватям, какие-то книжки пересказываю.
– И вот, представь, – восклицаю, рывком принимая сидячее положение. Облизывая пересохшие губы, нетерпеливо закладываю упавшие пряди волос за ухо. Шумно перевожу дыхание и выдаю как можно эмоциональнее и интригующе: – Он приходит… Приходит в эту хижину… А там пусто! И конец!
– Пиздец, как интересно, – ворчит Градский, лениво чиркая зажигалкой. – Ты точно ничего не пропустила? Не понимаю смысла. Зачем кому-то такое сочинять? Бред сумасшедшего! И это еще читают… Вот ты! Неудивительно, что ты спать в темноте боишься.
– Я боюсь не темноты, а одиночества.
– Да? – вскидывает брови Яр. – Почему тогда дома меня в кровать не звала?
– Потому что дома у меня есть Барсик!
– Значит, я замена Барсику?
– Ну, почти…
– Пошла ты!
Выражение лица Яра при этом бесценно. Он настолько возмущен, зол и в то же время не может поверить, что слышит в свой адрес нечто подобное. Конечно же, я просто «ору» с него. Меня такой смех разбирает! Откидываясь на спину, катаюсь по кровати.
Градский подбирается быстро и неожиданно. Запал и энергию теряю, когда он, прихватывая за футболку, дергает меня, словно мелкого первоклашку, вверх.
Наши лица оказываются слишком близко. Мы ими едва не сталкиваемся.
– Еще раз так грубо дернешь меня, я тебя… – угрожаю, тыча в него пальцем.
С трудом сохраняю дыхание ровным.
– Что же ты сделаешь, святоша?
– Я… Выпишу тебе штраф!
– Какой?
– Заберу себе твой день!
– Так я тебе его и отдал, – отрезает, напирая еще ближе. Носами касаемся. Хочу разрушить недопустимо растущее напряжение, а вместо этого смотрю на его губы. Черт… – В полночь пикнуть без моей команды не посмеешь, – предупреждает Градский, яростно выдыхая мне в рот.
Воскрешает припрятанные воспоминания: поцелуи, касания, горячие и болезненные уколы удовольствия. Слишком много всего… Вспышками. Ожогами. Разноцветными фейерверками.
Я… забываю, что хотела сказать.
– Хорошо, – назло ему легко соглашаюсь. – Хорошо!
Яр суживает глаза и сильнее хмурит брови.
– В чем подвох, Маруся? Скукой до смерти меня заморить решила?
– Разве я когда-то была скучной? – голос ненавязчиво вибрирует.
Призыв и провокация.
Такие моменты вырабатывают у нас обоих уже определенную реакцию – схватиться за руки. Да… Ярик тоже действует машинально. Сплетаемся пальцами, будто перед прыжком в пропасть.
Вместе. Всегда вместе.
– Так придумай, наконец, что-то стоящее, Маруся. Не разочаровывай меня, – глухо шепчет, касаясь губами моей щеки. – У тебя ведь есть план?
– Угу, – это короткое слов гудит на эмоциях, которые в моей груди разрастаются ядовитыми и колючими цветами. – Я тебя с собой хочу, – выдыхаю шепотом.
И его лианами опутываю.
Не отпущу.
– Куда?
– Давай так… – подступаю издалека, словно действительно размышляю. Нет же… Я уже знаю, что скажу. Потому и высекаю уверенно: – Jim Beam
[5], ты, я и небольшая грязная игра.
В затылок ударяет понимание, что дожидаться темноты я попросту не в силах. Сама саботирую дневные правила, словно заправский делец, хитроумно внося правки в утвержденный устав.
– В ванной. Без света.
– Вот это дельное предложение! – восклицает Ярик.
Смеюсь из-за гримасы, которую он выдает за улыбку.
– Ну, меня учить не надо, ага.
– Узнаю свою святошу!
– Только учти, всем руковожу я, – чуть повышаю голос, потому как он сел и охрип. А я хочу, чтобы Градский меня услышал. Это очень важно. – Запомни.
– До полуночи.
Киваю в подтверждение и, набравшись наглости, совсем уж безопасный плацдарм выстилаю:
– Правила придумываю на ходу. Захочу, в любой момент поменяю.
Ярик чуть склоняет голову набок. Кривит губы в едкой ухмылке. Выкатывая по-хулигански язык, прикусывает его и с тем же безрассудством кивает.
– Идет.
– Тогда последнее. Ты ответишь на три моих вопроса. Честно!
– Я когда-то тебе врал?
– Обещай, давай! – дерзко хлопаю его тыльной стороной ладони по животу.
Даже не вздрагивает. Как скала мой Градский.
– Обещаю, – выдает таким вкрадчивым тоном, что меня вновь дрожь разбивает.
И сдергивает меня с кровати. Оборачивая к себе спиной, шепчет на ухо:
– Все равно тебя обставлю, Маруся.
Подталкивает к двери и сам движется следом. Мечемся по бункеру, как заведенные. Яр хватает из кладовой алкоголь, я из кухни – стаканы.
В ванную с победным воплем влетаю первой.
– Ярослав Градский, ты опаздываешь!
Отставляю тару на стиралку. И, оборачиваясь, сталкиваюсь с разгоряченным шальным взглядом Яра.
Очуметь… Очуметь…
Пока тону в его темных глазах, сердце заходится затяжным ритмом.
Тук-тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук…
– Я исправлюсь, святоша, – тянет насмешливо и угрожающе.
Пинок в дверь. Дребезжащий стук. Хлопок по выключателю. И темнота.
Тук-тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук… тук-тук-тук-тук…
Глава 24
Ярослав
С Марусей никакой допинг мне не нужен. Вдыхаю ее запах и пьянею. Когда касаюсь, самый забористый кайф ловлю. Вштыривает, даже когда не в тему и не в масть заводиться. А уж сейчас, когда все можно, голова как спутник Вояджер
[6]. Кругом летит. Развивает такую скорость, что в глазах плывет.
И все же правила игры принимаю с азартом. Пристраиваю Машку на стиралку.
