– Орешь!
Третье «входящее» отчего-то пугает меня. Вздрагиваю, встречаясь с Яром глазами.
– Кто тебе пишет столько?
Резко поднимает лежащий на траве мобильник, с явным намерением самостоятельно проверить мою почту.
– Не смей читать мои сообщения! Сейчас же отдай!
Бросаюсь на него, в тщетных попытках выхватить телефон.
– Славик? Чё за хрен с горы?
– Не твое дело!
– Мое! Еще как мое, бл*дь, – злится Градский. – «Чем занимаешься, зайка?» Чё за на х*й «зайка»?
– Отдай немедленно! Ты не имеешь права!
– Отдам, – заверяет. – Пробью локализацию и отдам, – холодная решительность тревожит до чертиков. Что удумал? – Даже в номер тебя провожу, зайка.
– Я сказала, отдай…
Хочу повалить его на землю, вместо этого каким-то образом сама оказываюсь на спине под Яриком. Телефон отлетает куда-то в кусты, но еще светит какое-то время.
– Хочу твой рот, святоша!
Он постоянно говорит какие-то непристойности. Только сейчас… Проблема в том, как именно он произносит эту фразу. И как смотрит. Буром на меня прет. Прижимается лицом к моему лицу.
– Совсем уже… – закончить не могу.
Слов и дыхания не хватает. Не понимаю, что происходит. Почему так сильно колотится сердце? Что-то изменилось?
Подсветка тухнет, но темнота больше не спасает. Усиливает волнение. Собираю все внутренние ресурсы только для того, чтобы дыхание оставалось более-менее нормальным.
– Отпусти. Ты испачкаешь меня, – в заметавшейся буре мыслей лишь это могу собрать в разумное предложение. – Платье светлое…
– Конечно, испачкаю, – приглушенно выдыхает Ярик. – Сто пудов, испачкаю.
Становится все труднее дышать. Не уверена, что виной тому вес Града. Он тяжелый, но… Я как будто вторично это рассматриваю. Слишком много процессов происходит внутри меня. Обозначить никак не получается. Полнейший хаос.
– Ярик, ты что… – голос запыханно звучит, но больше все же испуганно. – Пожалуйста, пойдем в номер.
– Будешь со мной спать, пойду.
– В одной кровати?
– Да.
– Ни за что!
Паузу, которая возникает между нами после этого, иначе как звенящей тишиной не охарактеризуешь. Еще одно странное светопреставление
[9].
– Окей.
И вдруг касается пальцами моих губ. Зачем? Сминает, медленно двигая ими из стороны в сторону. Мое сердце в горло толкается. В голову приходит нелепейшая мысль: захлопнуть рот, чтобы не выпрыгнуло наружу. Только пошевелиться я в любом случае не могу. А когда Ярик своими губами касается моего подбородка, и вовсе дышать перестаю.
Кусает.
Хорошо, что кусает.
Боль отрезвляет, хоть и не умаляет волнение полностью. Злюсь, боюсь и… еще что-то – одновременно.
– Подъем, – оповещает Град. Поднимается сам и меня дергает за плечи. – Пошли.
– Куда? – пищу, когда на освещенной аллее оказываемся.
– Провожу тебя, ты же хотела.
Слишком спокойный.
– А ты? – едва поспеваю шагать.
– Телефон утром верну, ок?
– Что? Нет, конечно… Ярик… Ярик, что ты собираешься делать?
– То, что надо.
– Ну, ты совсем, что ли? – борюсь с желанием расплакаться. – Ты пьян. Мы в чужой стране… Пожалуйста, не ходи никуда. Пожалуйста!
– Не пойду.
– Я только с тобой…
– Что? – тормознув, впивается взглядом в мое лицо.
Качаемся, потому что Яр твердо на ногах не стоит. Ведет его, настолько пьян.
– Все.
Не знаю, как еще объяснить. Не знаю…
– Ну, да, – смеется с каким-то разочарованием. – Давай, зайка, койка остывает. Вприпрыжку. Времени нет.
– Ярик…
– Через пару часов встретимся.
Открывая дверь, заталкивает меня в дом.
– Я закричу. Всех подниму, – шиплю, отчаянно хватаясь за его руку. – На весь комплекс заору.
– Заорешь, поцелую!
Замолкаю. Нет, резко захлопываю рот. Яр лишь вскидывает подбородок, поджимает губы и качает головой. Резко разворачивается, а я, заторможенно разбиваясь в безумной гамме странных эмоций, гляжу, как он уходит в темноту.
Спала плохо. Просто ужасно. Больше ворочалась. Прислушивалась к каждому шороху и на часы поглядывала. Измаявшись, даже в комнату Ярика пробралась. Надеялась, что пропустила, как он вернулся. Но Града там не было. Забравшись в его постель, ждала до рассвета.
Напрасно.
Утром нам сообщили, что Яр арестован, а Славику, парню, с которым я познакомилась на территории отеля, наложили шину на челюсти и девять швов на рассеченную бровь. В шоке были все: родители Ярика, мои мама с папой. Все, кроме меня. Я злилась. Это яростное негодование стерло что-то новое и хорошее между нами.
На первых порах даже злорадствовала, что Градскому грозит пятилетняя депортация.
– Как так можно? А если бы ты его убил?
– Не твои проблемы.
– Не мои? Ну и катись ты… Достал!
Очень долго Израиль для меня ассоциировался с весьма неприятными эмоциями. Старалась не вспоминать. С Яриком, конечно, помирились, но никогда не обсуждали произошедшее. Сейчас же, в бункере, печальный исход канул в небытие. Провалился в памяти. Наружу поперли другие ощущения. Именно тот момент, когда мы лежали с Градским в кустах. Все-все, что я тогда почувствовала: физически и эмоционально.
– Я думала, ты не помнишь, – повторяю, касаясь губами его подбородка, как он тогда моего.
Кусаю.
– Помню, – в тон мне повторяет.
– Поцелуй меня так, как хотел тогда, – шумно дыша, прошу я.
Яр издает какой-то звук: то ли хмыкает, то ли горло прочищает. И заваливает меня на спину, подобным образом нависая сверху.
– Хочу твой рот, святоша.
Накрывает. Запечатывает. Самозабвенно целует. Я не сразу и отвечать решаюсь. Позволяю ему реализовать давнее желание, попутно восполняя собственные неосознанные фантазии. Я бы испугалась тогда и замерла бы точно так же. Впустила бы его, пребывая в растерянности и будоражащей топи волнения. Впустила бы… Все позволила. Не оттолкнула. Затрепетала бы всем телом. Обняла дрожащими руками. Прижала бы крепко-крепко. Не отпустила бы. Не отпустила бы… Трогая кожу и волосы на затылке, вдыхала бы его запах. И пробовала бы его вкус. Пробовала бы… Медленно, осторожно и нежно. Вбирая в себя все, что можно. Все, что даст.
