Сейчас мне не нужно говорить Титовой, что она очень красивая. Уверен, по моему поплывшему виду понятно, что я, бл*дь, сражен наповал.
– Приподнимись, – прошу охрипшим голосом.
Когда она повинуется, тяну футболку ей за голову и помогаю снять. Оставшись без верха, святоша как будто цепенеет и снова покрывается мурахами. Эта дрожь стягивает все обозримые участки ее тела: шею, плечи, грудь, живот и руки.
Просовываю пальцы под резинку Машкиных штанов, но прежде чем дернуть вниз, даю себе несколько секунд, чтобы собраться.
Нет, не помогает.
Ничего не помогает.
Мы оба часто и громко дышим. Даже не пытаемся контролировать этот процесс, знаем, что в данный момент это нереально.
Хрипло выдыхаю, скатываю ткань вниз и осознаю, что Маруся без трусов.
Черт…
Сходу ощущаю дичайшее кислородное голодание. Да все сбоит! Я обескровлен. Обескуражен. Сам себе не принадлежу.
Смотрю на светлый пушистый холмик и сглатываю, сглатываю… Должен признать, моя кровь не просто кипит. Она будто взрывается, распирая и разрывая мне вены. Дурею. Пьянею. Причем сразу и сильно.
Пребывая в каком-то коматозе, стягиваю штаны до ступней и полностью освобождаю святошу от одежды.
– Раздвинь ноги.
– Ярик…
Хватает одного смазанного взгляда к ее лицу, чтобы оценить, насколько она смущена. Борется с собой, но в глазах ее встречаю тот же эмоциональный хмель.
Мой член тяжелый и ноющий от похоти, хотя мы еще толком не контактировали. Без прелюдии высший градус. Готов спорить, что и у Маруси так же.
Рвано вздыхает и раскрывает бедра, а я, сука, шумно вдыхаю и замираю, в полной неподвижности глядя на демонстрируемую мне влажную розовую плоть. Вероятно, мог бы делать это часами, если бы не мечтал немедленно в нее погрузиться.
Потом.
Буду рассматривать, когда кончу на ее гладкую нежную кожу.
Наклоняясь, чтобы поцеловать, на ходу оттягиваю резинку штанов и освобождаю член. Хочу им незамедлительно к Марусе прикоснуться, но она вдруг выставляет ладони и давит ими мне в грудь.
– Что не так?
– Ярик, разденься тоже…
На автомате выпрямляюсь обратно, и она тут же направляет взгляд к моему члену. Глаза заметно расширяются. Это не изумление, нет. Бл*дь, она возбуждается. Зрачки на максимум расходятся.
От этого зрелища я сам буквально сходу зверею.
Не осознаю ни хрена, пока от одежды избавляюсь. Рухнув обратно, снова пытаюсь ее поцеловать. Но, по правде, получается хреново. Мы и на пару секунд не можем закрыть глаза. Только сольемся ртами, прикроем и тут же трясем друг друга, чтобы отстраниться и возобновить визуальный контакт.
– Ярик…
– Сейчас, – понимаю, чего хочет. К чему подталкивает моя святоша, теряя терпение. – Подтяни ноги повыше, – она сгибает их в коленях и, бурно краснея, фиксирует по бокам на уровне груди ладонями.
Охренеть, что за вид… Влажная, нежная, пошлая.
Не знаю, как в принципе не теряю способность координации. С дрожью перевожу дыхание и хватаю в руку член. Несколько раз проведя по всей длине, закатываю на распухшей до боли головке кожу.
Маруся неотрывно за мной наблюдает, а я за ней.
– Он сейчас такой большой… – шепчет с трепетом.
Я польщен, конечно. Но ответ придумать сложно. Если только не придурковатое:
– Не бойся, поместится.
Приставив член, раздвигаю мокрые складки и неторопливо погружаюсь внутрь ее тела. Машинально ловлю Машкины громкие охи и поглощаю этот момент визуально. Записываю и сохраняю. Дойдя до упора, медленно скольжу взглядом по дрожащему телу, пока снова не встречаемся глазами.
Начинаю двигаться, понимая, что ничего лучше с нами еще не происходило. Не разговариваем, никакие слова больше не нужны. Разговоры между нами уже были. И еще будут позже. Но сейчас мы концентрируемся на зрительном восприятии, которое, как ни крути, по силе эмоций поражает нас обоих, словно молния. Раз за разом. Снова и снова. Бесперебойно, вашу мать.
Плоть в плоти. Глаза в глаза.
Именно так происходит полный контакт, теперь мы знаем.
Глава 40
Отто Ридер
Горсть таблеток. Вода. Нехитрые манипуляции. Неторопливые глотки.
Сглатываю несколько раз кряду, чтобы убедиться, что весь «цветущий» терапевтический комплекс благополучно провалился в пустой желудок. Аппетита которые сутки нет.
Стакан, играя остатками жидкости, с гулким стуком возвращается на столешницу.
Глубокий вдох. Протяжный выдох.
После недолгих колебаний, выхожу из кухни и решительно иду по узкому коридору в конец дома. Еще на мгновение притормаживаю у нужной двери и, наконец, вхожу в комнату видеонаблюдения, где вот уже неделю непрерывно ведется запись из всех помещений бункера. Неделю? Если начистоту, я сбился со счета, какой сегодня день.
Черно-белые кадры сливаются в застывшее монохромное изображение. Лишь на одном из экранов картинка колеблется и меняется. Машинально опускаюсь в кресло и впиваюсь в него взглядом.
Сплетение обнаженных тел не вызывают во мне никаких эмоций, кроме глухой злости. Не утихает она. Возможно, потому что я не пытаюсь ее подавить.
Парень и девушка двигаются, словно слаженный механизм, в одном и том же темпе, практически не перемещаясь по кровати. Ничего вокруг не видят. Непрерывно пялятся друг на друга.
И хорошо. Не люблю видеть их глаза, когда смотрят, сами того не подозревая, непосредственно в камеру.
До этого я слышал только возню, характерный для секса набор звуков и раздражающую болтовню. Предавались своим грязным играм все чаще, вырубая свет, когда им только вздумается. В один определенный момент это настолько взбесило, что я отключил аудиотрансляцию и продолжал наблюдать за ними, лишь когда шла картинка.
Вот только один момент до сих пор из головы не вытравился.
– Ридер такая сволочь…
– Лучше ему сдохнуть. Это, на хрен, единственное оправдание, которое я приму.
После смысловой переоценки осело в груди. Проросло в мышцы крупными шипами-крючками. Не вырвать теперь. Только вместе со всей нутрянкой. Только так…
Леону пять месяцев назад исполнилось восемнадцать. Он был таким молодым, жизнерадостным, активным… Как это произошло? Поверить не могу, что он принимал эту дрянь добровольно. Быть такого не может! Очевидно, что кто-то его на это подбил. Леон легко подпадал под влияние других людей.
Очевидно, что виновен Он.
Этот наглый и самоуверенный тип Градский никогда мне не нравился. Если бы имел возможность находиться чаще в городе, если бы знал, что так все закончится, запретил бы Леону с ним контактировать.
